— Я надеюсь, что вы, набожные люди, будете молиться о том, чтобы она не простудилась.
Ник заставил коня бежать рысью по уходившему вверх склону.
Двигаясь по узкой неровной тропе, тянущейся между изрезанными скалами и кустами, он думал о том, какие испытания выпали на долю Тори, и проклинал себя за то, что допустил это. Ему следовало отправить девушку в Сакраменто с Джилом, а не держать возле себя. Он лишь сейчас осознал, что поступил так из эгоистических соображений. Когда он смотрел на Тори, касался ее атласной кожи, его терзало неистовое желание. Господи, возможно ли это? Неужели он, гордившийся своей независимостью, свободой от эмоциональных уз, позволил ей по-настоящему завладеть им?
Это казалось невозможным, однако было правдой.
Перед сумерками он достиг каньона, по дну которого текла река. Тропа, петляя, вывела его через перевал к широкой долине. Горные ручьи с чистой журчащей водой спускались по склону к равнине сквозь заросли высокой травы. Кое-где на лугу виднелись болотца, среди которых были разбросаны ивовые кусты. Возле подножия горы горячие источники образовали маленькое серное озеро.
Солнце садилось за горизонт, его угасающие лучи падали на восточную равнину. Внезапно впереди что-то сверкнуло. Этот блеск был таким недолгим, что Ник спросил себя, не обмануло ли его зрение. Спрятавшись под ивовыми ветвями, с которых почти слетели листья, он подождал. Копыта коня увязли в сырой почве. Через несколько минут Ник снова увидел вдали ртутный блеск металлического предмета.
Возле одного из горячих источников находился лагерь. Кинкейд был готов поспорить па свой последний доллар, что Кья Пикеринг был там.
Сумерки сгущались, окутывая голубой дымкой горные вершины и долины. Среди хребтов гуляла метель. Тори видела ее с того места, где сидела, поджав под себя ноги и закутавшись в дурно пахнущее одеяло. Лагерь находился на ровном каменистом участке под высокой скалой. Росшие спереди и сзади высокие деревья служили естественной преградой для безжалостного ветра. Кто-то соорудил здесь хижины с односкатными крышами; возле скалы находился загон для лошадей.
Тори просидела весь день под высокой сосной возле утеса, стараясь не привлекать к себе внимание. Она наблюдала за Пикерингом и Глэнтоном, которые строили планы, тихо беседуя с двумя другими мужчинами, спустившимися сюда через горный перевал. Еще один человек находился где-то рядом. Тори слышала, как они упоминали его.
Ей не нравилось, как смотрел на нее один из мужчин. С ухмылкой на лице он раздевал девушку своим взглядом, как бы обещая то, о чем Тори не хотелось думать. Прошлым вечером, после танца, она решила, что Глэнтон не посчитается с Пикерингом и овладеет ею. Его прищуренные глаза казались раскаленными; когда он заявил, что заметут все следы, его рот искривила гадкая гримаса. Слава Богу, Пикеринг проявил твердость, с какой бы безумной идеей это ни было связано.
Глэнтон, в конце концов, удовлетворился тем, что заставил Тори поднять юбку и опустить панталоны, чтобы увидеть ее манящий треугольник. Пока он мастурбировал, она дрожала на холодном ветру с задранной до талии юбкой. Тори закрыла глаза и постаралась представить, что находится где-то далеко. Потом ее оставили в покое; она завернулась в одеяло возле костра и погрузилась в беспокойный сон.
Весь день она с надеждой ждала возможности убежать. Ее не связали — наверное, они были уверены, что смогут без труда догнать девушку. Тело Тори ныло от длительной верховой езды, от грубых прикосновений Пикеринга, она с трудом добиралась до кустов, чтобы уединиться там. Но и тогда кто-то из них тщательно следил за ней; она старалась удовлетворять свои потребности как можно быстрее, чтобы сократить унизительные мгновения.
Мужчины засуетились, Пикеринга охватило возбуждение, и Тори поняла, что они ждут скорого появления Ника Кинкейда.
— Черт возьми, я оставил следы, по которым нас смог бы найти и слепой, — сказал капрал, когда Глэнтон спросил, почему Пикеринг уверен, что Кинкейд явится сюда. — Он приедет. И я разделаюсь с ним раз и навсегда. Мне больше не придется постоянно оглядываться, думать о том, не выпустит ли он мне кишки наружу, как поступил с Такеттом.
Тори злорадно молила, чтобы Пикеринга постигла такая участь, Он заслужил ее. Заслужил тем, что сделал с мексиканской девушкой, не говоря уже о многих других женщинах, которых мучил с наслаждением, причиняя им боль и вселяя в них страх.
Когда тени удлинились, завыл койот. Потом он внезапно замолчал. Глэнтон подбросил дров в костер, и высокое пламя осветило округу. Он лениво потянулся с ухмылкой на лице. У Тори сжалось сердце. Похоже, они знали, что должно произойти.
Пикеринг подошел к девушке и присел перед ней па корточки, радостно улыбаясь.
— Предупреждаю, красотка, — если ты попытаешься подать сигнал Кинкейду, я сначала убью его. А потом тебя. Я сделаю это медленно, чтобы ты почувствовала приближение смерти. Так что имей в виду — все равно ты ничего не изменишь.
— Он рядом?
В глазах Тори загорелась надежда, и Пикеринг зловеще улыбнулся:
— Да, рядом. Я услышал сигнал. Он наблюдает. Ждет темноты. Делай то, что я велел, и тогда все будет не так плохо.
— Что значит — не так плохо?
Она убрала волосы с глаз, настороженно посмотрела на Пикеринга.
Он пожал плечами:
— Я должен убить его. Иначе он убьет меня при первой возможности. Присутствие Джонни меняет его планы. Он хочет немного поиграть, как это делают апачи с белыми людьми. Они проверяют, что может вытерпеть пленник…
— Господи!
— Но я не так жесток. Если ты послушаешься меня, он умрет быстро и без мучений. Ты не увидишь моря крови… Когда Джонни выгнали из армии, он занялся охотой за скальпами. Зарабатывал этим неплохие деньги. Сотня долларов за скальп мужчины, пятьдесят — за скальп женщины и двадцать пять — за ребенка. Потом мексиканские власти догадались, что не все скальпы принадлежали индейцам, и Джонни пришлось убраться из Мексики. Но ему по-прежнему нравится эта работа.
Должно быть, Пикеринг увидел ужас на лице Тори; он засмеялся, стянул одеяло с ее плеч, почти бережно поднял девушку с земли.
— Правильно, красотка. Вижу, ты меня поняла. Если ты лишишься своих волос, кто-то щедро за них заплатит. Они такие мягкие, со сверкающими на солнце золотистыми прядями. У тебя чертовски красивые волосы. А теперь ты сделаешь то, что я скажу. Ты будешь снова танцевать для нас, пока я не прикажу тебе остановиться. — Отблеск костра окрасил его светлые глаза, он притянул к себе Тори, провел рукой по спине девушки, сжал ее ягодицы. — А потом я покажу тебе то, что обещал. Тебе понравится. Если ты сделаешь вид, что тебе не нравится, Джонни заставит Кинкейда заплатить за это.
Она покорно последовала за ним и не стала сопротивляться, когда он стянул блузку вниз, снова обнажив ее груди. Пикеринг ущипнул за соски, чтобы они отвердели, и она закрыла глаза, прикусила губу так сильно, что почувствовала вкус крови. Он взял в рот сосок Тори и стал с громким чавканьем сосать, причиняя ей такую боль, что она едва сдержала крик.