Бакстер, как всегда непроницаемый и невозмутимый, даже если и знал что-то о событиях вчерашней ночи, все равно не подал вида, заметив только:
— Леди Уинфорд ожидает вас, милорд.
Тубы Холта сжались в тонкую линию. Ничего удивительного: скорее всего девушка прямиком помчалась к своей благодетельнице и во всем призналась. Теперь жди нагоняя: вполне заслуженного, но нежеланного.
Леди Уинфорд подняла ясные, не замутненные печалью глаза на внука.
— А, вот и ты наконец. Садись, садись. Поговорим за едой, — предложила она, показывая на соседний стул.
Как обычно, вокруг стола собралась целая орава собак, нетерпеливо ожидающих лакомых кусочков. Весь этот утренний спектакль сопровождался звонким тявканьем, а иногда и короткими схватками.
Граф с отвращением оглядел свору мопсов.
— Простите, бабушка, но я не ем с собаками.
— Нет? А я слышала иное… правда, если злые языки не лгут, твоя последняя юбка больше походит на кошку.
Трент, уберите собак и попросите кухарку дать им остатки от завтрака.
— Да, миледи, — послушно кивнул лакей, давно смирившийся со своей участью.
Уже через несколько минут комната опустела и Холт устроился рядом с престарелой родственницей.
— Твое лицо… — неодобрительно заметила она. — Очередная дуэль? Твое последнее увлечение тоже замужем? Так и ищешь приключений на свою голову, Холт!
— Нет, ничего подобного, небольшой инцидент в парке, — небрежно пояснил он, разбивая скорлупу яйца, сидевшего в чашечке тончайшего фарфора. — Вы слишком верите слухам, бабушка.
Ее ложечка приостановилась в воздухе.
— Вовсе нет, дорогой мальчик, — улыбнулась леди Уинфорд, покачивая головой, — я для этого слишком занята. Ты, случайно, не помнишь миссис Фрай? Очаровательная женщина. Так и бурлит энергией и свежими идеями. Правда, она больше интересуется реформами в обществе, преобразованием пенитенциарной системы и тому подобным, я же выступаю против жестокого обращения с животными. Но у нас единые цели, и мы прекрасно ладим. Я выполняю столько ее поручений, что мне просто некогда слушать сплетни. Однако злые языки не дремлют и пересуды достигают моих ушей даже против воли. Временами это так утомительно!
— Уверен, что Бакстер, как всегда, осведомлен обо всем, — язвительно бросил внук.
Но бабка как ни в чем не бывало энергично кивнула:
— Он просто чудо, не правда ли? Знает все, что творится в Лондоне. Понятия не имею, как ему это удается.
Однако и Бакстер не всемогущ. Холт, меня беспокоит Амелия.
Граф отпил глоток горячего сладкого шоколада, поднесенного лакеем, и с циничной усмешкой приготовился услышать поток цветистых эвфемизмов, изящных иносказаний, за которыми скрывается неоспоримая правда: он грубо взял невинность мисс Кортленд.
Но вместо этого бабка нахмурилась, взмахнула ложечкой, как кинжалом, и сурово объявила:
— Меня тревожат ухаживания дона Карлоса де ла Рейна.
— Ухаживания? — переспросил Холт и, отставив чашку, откинулся на спинку стула. Серый свет, падавший из высоких окон, почти не освещал лица бабушки. Но насколько он мог увидеть, в глазах ее не было ни осуждения, ни негодования. Только голос был взволнованным.
— Так не годится, — мрачно заявила она. — По-моему, он не тот, каким кажется. Сама не знаю, почему я так посчитала, да и Бакстер слышал всего лишь, что он эмигрант, изгнанный мерзким корсиканцем, рыщущим по всему миру, подобно голодному волку. Но так или иначе я расстроена. Какого ты мнения о доне Карлосе?
По-твоему, он подходящий жених для нашей дорогой Амелии?
— Я не слишком хорошо знаком с ним, бабушка, — осторожно ответил Холт. — Мы виделись всего несколько раз.
— Да, но обычно ты прекрасно разбираешься в людях. У тебя безошибочный нюх на негодяев. Поэтому я умоляю тебя узнать о нем все что можно, потому что, кажется, он вот-вот сделает Амелии предложение.
Вот как?! Неожиданное решение… и одновременно очередная проблема. Нет ничего легче, чем позволить дону Карлосу жениться на ней и взять на себя грехи Холта, соблазнившего новобрачную до свадьбы! Но граф, сам не зная почему, без всяких на то оснований не доверял испанцу.
— Почему вы так считаете? — рассеянно осведомился он, пытаясь выиграть время, прежде чем связать себя обещанием. — Он уже просил ее руки?
— Официально — нет, но, судя по некоторым, весьма красноречивым, признакам, этого недолго ждать.
Влюбленного мужчину видно сразу, хотя, должна сказать, ты до сих пор ухитрялся избегать пылких чувств.
Все же остается надеяться, что в один прекрасный день тебе посчастливится встретить женщину, равную не только происхождением, но и душевными качествами.
— Содрогаюсь при одной этой мысли, бабушка, — сухо ответствовал граф, — поскольку я, как вы обожаете напоминать, человек неуживчивый.
— Верно, но должна же найтись такая женщина, которой удастся преодолеть твои недостатки… если, конечно, у тебя хватит ума узнать ее.
— Насколько я помню, мы говорили о доне Карлосе и мисс Кортленд.
— Ax, каким нудным ты иногда бываешь! Разумеется, речь шла о них, и я хочу, чтобы ты выяснил всю его подноготную. Наша Амелия заслуживает хотя бы немного счастья, а хороший брак для девушки значит многое, поэтому я не выдам ее замуж неизвестно за кого!
Яснее ясного, что дорогая Амелия еще не проговорилась о случившемся в библиотеке. На какой-то момент Холт едва не поддался искушению самому признаться во всем, чтобы немного смягчить эффект будущей исповеди «несчастной жертвы», но мудро промолчал.
Вряд ли стоит гордиться таким поступком. Он и сам не понимал, почему поддался сокрушительному желанию овладеть маленькой колонисткой. Она не первая, кого он видел в тонкой сорочке или без нее, и далеко не самое прекрасное создание на свете. Он вообще не находил ее красивой, с этой ее гривой непокорных волос и громадными глазищами, в которых так и стояло презрение. Обыкновенная цыганочка, глупенькая и наивная, несмотря на острый язычок, имевший свойство больно ранить его и доводить до белого каления за какие-то несколько секунд.
И несмотря на все это, на раздражение, которое она неизменно в нем вызывала, на то, что он считал ее низкой интриганкой, в нем невольно пробудилось сочувствие при виде ее, такой беззащитной и уязвимой на полу библиотеки. Его обычное полупренебрежительное мнение об этой расчетливой особе несколько смягчилось.
Перед ним была женщина, нуждающаяся в утешении.
Участие медленно сменилось вполне объяснимой реакцией на близость женского тела, и пока он согревал ее озябшие ноги, вожделение властно заявило о себе.
Поразительно, как это он настолько забылся, что проигнорировал даже тот неоспоримый факт, что Амелия Кортленд считалась крестницей бабушки и каким-то образом, пусть и не прямо, была под его покровительством и защитой. Пусть он всю свою жизнь беспечно нарушал правила приличия, но подобные вещи непростительны даже для него.