Она хоть и вела себя как идиотка, но не дала себя подстрелить, с обидой подумала Триста. А когда все кончилось, перебинтовала руку и ногу мужу, не дав умереть от заражения крови, хотя Блейз и не сознавался, что ранен и испытывает нестерпимую боль.
Блейз, вероятно, отправился бы вслед за мужем Пакиты. В той последней, безумной схватке несколько мгновений он прямо-таки казался непобедимым, а затем упал головой вперед прямо на тело только что убитого им человека. Если бы Триста не помогла ему, Блейз скорее всего тоже бы умер! Когда они с Пакитой покончили с последними из нападавших, Триста дала Блейзу достаточно эфира, чтобы он успокоился, пока она будет удалять пулю, прочищать и забинтовывать его раны.
– Ты женщина-воин! – сказала Пакита на своем ломаном испанском.
И только тогда Триста заметила, что ее шапка потерялась, а волосы свободно спадают на плечи и спину. Машинально Триста попыталась окровавленными пальцами связать волосы в пучок, размышляя про себя, почему Пакита никак не реагирует на смерть своего мужа.
– Я врач – не важно, женщина или нет, – коротко ответила Триста. – Думаю, что ты тоже воин, – не удержавшись, добавила она. – Можно ли что-то сделать для твоего мужа? Он был храбрым человеком.
– Я знаю. Воины не боятся смерти, особенно такой, какая подобает воину. А ты не боялась?
– Когда все это происходило – нет. Сейчас, пожалуй, немного боюсь. Как ты думаешь: они вернутся? Или другие, такие же, как они?
В этот момент вместо благодарности Блейз принялся ругать ее на всех известных ему языках.
– Сейчас их здесь будет очень много, может быть, они уже в пути, – проскрежетал он. – Мы должны выбираться отсюда, черт побери!
Триста с облегчением услышала, как он задохнулся и тихо выругался, кляня собственную слабость. А потом Блейз отвернулся от нее и принялся разговаривать с Пакитой на гортанном языке апачей. Голос его изменился, стал мягким, почти нежным.
Откуда она могла тогда знать, что это означает? Именно Триста помогла похоронить мужа Пакиты, и именно ей пришлось по очереди с Пакитой идти пешком, потому что во всей маленькой деревушке удалось найти только одну лошадь (причем обезумевшую от страха). Когда-то, в детстве, муж Пакиты был захвачен здесь в плен. Теперь он вернулся сюда, чтобы найти своих родственников и умереть вместе с теми, кого надеялся защитить от «солдат».
Она так и не услышала, стиснув зубы от ярости, вспоминала Триста, никаких объяснений насчет того, куда они направляются. Именно она, одетая, как мужчина, в ненавистную голубую форму, могла вполне получить (и чуть не получила) пулю от первого же зверского вида воина-апача, внезапно появившегося из-за камня, за которым вроде бы было совершенно невозможно спрятаться. Блейз был в лихорадке и бредил. Только мгновенная реакция Пакиты и ее властный тон спасли тогда их всех, и в особенности Тристу!
Вскоре они добрались до еще одного индейского поселения. Пакита была сводной сестрой местного вождя и прапраправнучкой здешнего знахаря или шамана. Она также была первой любовью Блейза Давенанта, которую он, очевидно, никогда не забывал. Конечно, это была только отговорка – объяснить свою женитьбу на Паките индейской традицией: будто бы женщина после смерти мужа должна отрезать не только свои длинные черные волосы, но и пальцы. А потом порезать себе лицо и грудь.
Обычаи у них действительно ужасные, примитивные. Например, что за нелепость – жениться на вдове кровного брата или близкого друга! Или многоженство. Кроме того, были и другие традиции, заставлявшие Тристу скрежетать зубами от ярости. Особенно когда ей вежливо объяснили причину, по которой они должны были построить вторую хижину, поменьше, рядом с первой. Оказывается, во время определенной фазы луны женщина должна находиться отдельно от своего мужа. Зато все остальное время, на взгляд Тристы, они проводили даже чересчур близко друг от друга. Лежа на «постели» из шкур в пропахшей дымом грубо сколоченной хижине, Триста молилась, чтобы он не захотел ее – эта скотина, этот зверь, этот дикарь, в которого превратился Блейз! Пускай Пакита, если это ей нравится, остается с ним. Все, что нужно Тристе, – это свобода, которую он обещал ей когда-нибудь предоставить…
В тот раз он отправился на охоту добывать дичь – причем его раны еще не вполне зажили.
– Ты… ты заслуживаешь то, что получил! Ты охотишься за людьми, одетый как апач! Ведь так? Ты хищник, лжец, неблагодарный, бесчувственный…
– А ты открываешь рот только ради того, чтобы подразнить или уколоть меня! Говоришь, что у тебя есть вопросы, но ничего не спрашиваешь и даже не слушаешь! Ты предпочитаешь сама делать свои отвратительные выводы, не так ли? Конечно, ты дрянь, и я должен был понять это с первого взгляда, будь проклята твоя черная душа! – Блейз с силой опустил руки на плечи Тристы, их взгляды встретились, высекая искры, но Триста не опустила голову и не уступила. Блейз внезапно убрал руки, как будто тело Тристы жгло его, и процедил сквозь зубы: – Ну хорошо, бруха, чего же ты хочешь за спасение моей жизни? Мое тело у тебя уже есть, теперь ты хочешь мою душу?
– Нет! Я ничего не хочу от тебя, Блейз Давенант, и будь проклята твоя душа! Я хочу освободиться от этого… этого рабства! От плена, в котором я оказалась из-за тебя. Ты слышишь?
– Слишком хорошо, моя дорогая. И я обещаю, что ты получишь свою свободу. Как только найдется место, где ты будешь в безопасности от таких, как я!
* * *
Но в безопасности ли ты от самой себя, детка? И от тех чувств, которые таятся под шелухой поспешно сказанных злых слов? Ты еще не усвоила, что однажды испытанное вернется к тебе вновь, если ты его не распознаешь и не поймешь? Собирай свои травы познания и мудрости, учись мириться с тем, что приходит к тебе, и мои крылья осенят тебя на обратном пути.
Несколько секунд Триста не могла сдвинуться с места, как будто и в самом деле ей было видение. Она лежала ничком, ее лицо находилось настолько близко к воде, что несколько выбившихся локонов плавало в бормочущем ручье. Когда Триста подняла голову и села, струйки ледяной воды побежали по ее спине и между грудей.
Холод вернул ее к жизни и почти привел в чувство. Триста помотала головой и снова взглянула на другой берег ручья. Он все еще там или просто капли воды попали ей в глаза, вызвав галлюцинации?
– Я здесь… – в подсознании услышала Триста голос старца, и он снова возник перед ней. – Я здесь и буду наблюдать за тобой, пока ты собираешь травы, за которыми пришла. А потом крылья орла укроют тебя. – Ей показалось, что шаман слегка кивнул и его сморщенные губы снисходительно улыбнулись. – Иди же – ищи то, за чем пришла.
Все это ничего не значит – ровным счетом ничего! Просто она очень устала, ей нездоровилось, и шаман прислал свою праправнучатую племянницу с настоем коры какого-то дерева, чтобы излечить ее лихорадку. Он добрый и очень старый человек, научивший Тристу использовать некоторые травы и некоторые лекарства, в волшебное действие которых не поверит ни один из знакомых ей врачей! У нее была лихорадка, и она вообразила себе, что шаман был там и общался с ней без слов. Это лихорадка заставила Тристу также вообразить, что старец превратился в орла, чьи крылья укрывали ее на обратном пути. Это было всего-навсего облако – и ничего больше! А возможно, на нее так подействовал очень горький на вкус серо-зеленый кактус без колючек, от которого Триста чересчур смело откусила кусочек. Пакита, многозначительно и несколько осуждающе покачивая головой, сказала, что этот кактус называется «пейотль» и его не стоит пробовать тем, кто не знает его силы и не понимает смысла тех видений, которые он может вызвать.