Это верно. Кайла вспомнила все, что произошло за последние два года. Фаустина оставила ей в наследство самое лучшее — то, чего не мог дать ей Эдвард Ривертон, герцог Уолвертонский, — жизненную силу. Именно эта способность позволила Кайле так много выдержать и выжить. Она выжила, несмотря на попытку Нортуика убить ее, несмотря на глубокое горе, вызванное предательством Брета. Сейчас, зная некоторые обстоятельства, ставшие причиной заблуждений Брета, она могла понять, почему даже самому себе он не хотел признаваться в любви к ней.
Однако и сейчас он по временам замыкался в скорлупу отчужденности, напуская на себя привычный насмешливый вид. Но это длилось недолго — Кайла не смогла бы это терпеть днями. Между ними теперь не было недоговоренности и неправды. Кайла улыбнулась и закрыла шляпой глаза, спасаясь от слепящего солнца. Солнца, которое так согревало ее тело и душу. Да, Брет любит ее, и она не позволит ему усомниться в этом ни на одну минуту.
— Ты превратишься в чернослив, если будешь слишком долго сидеть на солнце, любимая.
Кайла открыла глаза. Широкими шагами Брет пересек веранду и приблизился к ней. Он выглядел довольно грозно с пистолетами и длинным ножом на поясе. В нем ничего не осталось от прежнего элегантного джентльмена. Он держался непринужденно, словно всегда принадлежал этому дикому суровому краю, а не миру лондонских гостиных.
— От тебя пахнет лошадьми, — заметила Кайла, когда он сел рядом с ней.
Брет усмехнулся:
— Ты никогда не чувствуешь себя удовлетворенной. Что я больше всего люблю в тебе, так это твой добрый нрав.
— Тебе наскучила бы женщина, которая всегда говорила бы только то, что ты хочешь услышать. — Кайла провела пальцем по его куртке из оленьей кожи. — Согласись с этим.
— Охотно. Как ты себя чувствуешь?
— Как перезревший фрукт. — Она скорчила гримасу, но улыбнулась, когда Брет положил огромную загорелую ладонь на ее выпуклый живот. — Росита говорит, что должен быть мальчик, уж слишком я растолстела на седьмом месяце.
— Надеюсь. Хотя если бы такой большой была дочь, мне никогда не пришлось бы беспокоиться, что какой-нибудь мужчина может похитить ее.
— Наверное, это было бы проявлением справедливости. — Кайла засмеялась.
— Между прочим, сегодня пришла почта, Годфри встретил Пабло Гомеса, когда возвращался с побережья. — Брет вынул большой конверт, протянул ей и заулыбался, когда Кайла вскрикнула от радости, узнав знакомый почерк тети Селесты. — Я подумал, что тебе будет приятно получить это. Знаешь, она скоро появится здесь.
— Здесь?! Ох, Брет тетя Селеста приезжает сюда?
— Я боялся, что будет трудновато уговорить ее подняться на корабль, но пообещал ей, что в это время года море не такое бурное. Она поможет тебе с ребенком.
Глаза Кайлы наполнились слезами, что немного огорчило Брета.
— Проклятие, любимая, только не надо плакать! Ведь я собирался сделать приятный сюрприз.
— Прости. — Кайла промокнула глаза уголком шали, накинутой на плечи. — В последнее время не могу сдержаться… Знаешь, Брет, я не в силах поверить, что ты сумел уговорить ее приехать… Это почти как если бы моя мама была здесь.
Брет обнял Кайлу и молча улыбнулся. Он хорошо понимал жену, но не хотел лишний раз демонстрировать свою заботу и внимание. Это так характерно для него. Кайла нервно вздохнула. Она подумала о Фаустине и о том, что мать была бы довольна.
— Разве не странно, Брет, что, хотя моей матери отказали в праве стать герцогиней Уолвертонской, это право перешло ко мне? Я получила наследство, хотя совсем не такое, на какое рассчитывала.
— Опять жалуешься, любовь моя? — Наклонившись, Брет поймал ртом ее губы и поцеловал. Кайла обвила руками его шею, готовая отдаться внезапному, почти болезненному порыву нежности. Брет оторвался от нее, тяжело дыша. На его лице появилась печальная улыбка. Он покачал головой и пробормотал, что они очень давно не занимались любовью. Затем прижался к ней лбом, сдвинув на затылок широкополую шляпу.
— Не важно, как все произошло. Я просто рад, что это произошло. Не могу представить своей жизни без тебя, любимая. Как ты думаешь, так будет всегда?
Кайла сжала ладонями его лицо и прошептала:
— Toujours… para siempte — всегда и навеки, любовь моя.
Чуть насмешливая улыбка Брета погасла, в глазах зажегся свет, голос стал ласковым и нежным, когда он повторил ее слова:
— Всегда и навеки… vida mia, alma de mi corazon, eres toda mi vida… [25]
Да, и он тоже был ее жизнью, сейчас и навеки — toujours.