Все быстрее и быстрее… И вдруг столкнулась с мужчиной, безотчетно прижалась к нему и почувствовала, что он желает ее.
Силия, не ведавшая, что такое мужское желание, моментально узнала его, как только жадные губы прижались к ее рту.
Он словно исторгал из нее душу, и Силия поняла, что пропала. Девушка не знала, кто он, и сейчас это казалось не важным.
Этот незнакомец, символ бурной грозовой ночи, страстно стремился овладеть Силией, а разбушевавшаяся стихия лишь обостряла чувства, уже неподвластные ей.
Сейчас в Силию вселилась цыганка Марианна, и незнакомец догадался об этом. Он ненавидел себя за то, что так безудержно тянется к ней.
Он опрокинул девушку на мокрую траву, развел ее бедра и тотчас понял, что она манит его к себе.
Их разделяла лишь намокшая ночная рубашка — хрупкая, легко, устранимая преграда.
Девушка ждала и хотела его. Ее простертые к нему руки приказывали, требовали, терзали.
Силия больше не страшилась незнакомца: она знала его, знала всегда. Девушка жадно искала его плоть, пальцы рвали влажную сорочку, скользили по телу, блестящему от дождя.
— Да… да, — шептала она в его губы, отдаваясь восхитительному желанию, и не сомневалась, что он с полуслова понимает ее.
Да — его яростным поцелуям. Да — ненасытным рукам, завладевшим всем ее телом, ласкающим, осторожным, нежным.
Она так долго ждала его любви!
И вот он прильнул к ее жаждущему телу и отдался во власть ее страсти. Струи дождя заливали их разгоряченные тела; вспышки молнии выхватывали из тьмы изящный овал ее лица и его густые черные волосы.
Силия обхватила руками его шею и изогнулась под ним. Ее поцелуи были страстными, соблазнительными и… опасными.
Блуждающие ладони накрыли упругую юную грудь, и Силия, прерывисто вздохнув, устремилась навстречу его могучему порыву.
Девушка не понимала, чего хотела, но он понимал все. Как буря взметнулось желание, грозящее смести, уничтожить его. С каждым новым прикосновением оно набирало силу, становилось все яростнее. Стоит ему уступить, и оно испепелит их обоих.
И в этот миг она потянулась к его восставшей плоти. Рука осторожно раздвинула одежду, пальцы, нерешительно коснувшись плоти, внезапно сомкнулись.
Он едва выдержал.
Как опасно — соблазнительно, но опасно! Он мог бы взять ее прямо сейчас. Что-то предостерегало его, но руки все скользили по ее трепещущему влажному телу, а горячие, страстные поцелуи заставляли забыть обо всем.
Как удалось укротить соблазнительницу?
Как удалось отпрянуть от пропасти?
Быть может, мужчине помогли силы природы?
Сверкнула молния, расколов дерево напротив.
Природа, судьба или рок сказали свое слово, и это привело его в чувство.
Теперь он не решился бы соблазнить девушку-цыганку.
Нет, он никогда не позволит себе этого.
Чертыхаясь, он подхватил ее на руки.
— Пусти! — Силия тщетно пыталась оттолкнуть его, но он только крепче прижал ее к себе.
— Довольно игр!
— Во что же мы играли?
— Похоже, в русскую рулетку, и я едва не спустил курок.
Его раздражение почему-то успокоило Силию. Она затихла у него на руках, внезапно пожелав стать невидимкой.
Дождь лил стеной, охлаждая ее разгоряченное тело, смывая с него печать греха.
Он разозлился на нее? Силия ненавидела себя — ведь она, уступив женской слабости, сходила с ума от прикосновений мужчины и едва не позволила взять себя под дождем, в грязи.
— Оставь меня у дверей людской, — потребовала Силия.
— О нет, я доставлю ваше высочество прямо к дверям спальни. Благородный человек не может поступить иначе.
— Благородный человек совершил бы нечто большее, — язвительно заметила она, испытывая горькое разочарование.
Он быстро и внезапно опустил ее на землю.
— А не очень благородный человек мог бы насладиться тобой, послав к дьяволу последствия. Но это вовсе не то, что мне от тебя нужно, дражайшая принцесса. Я хочу, чтобы ты проявляла осмотрительность, держала себя в руках, хранила свою девственность, а треклятые поцелуи приберегла для мужа, кем бы ни был этот несчастный сукин сын! — Он резко схватил ее за руку. — И еще я хочу… хочу… — Он снова оттолкнул ее. — Дьявольщина!
— Так чего же ты хочешь? — Силия потирала сдавленную руку, глядя на него с гневом и сочувствием.
Он тяжело вздохнул:
— Я хочу перестать желать тебя.
Это мгновение неизгладимо запечатлелось в ее мозгу: знойная тьма, мокрая ночная рубашка, его закипающий гнев и ее пылкое негодование из-за того, что он не уступил своему желанию.
Разве она способна обрести свободу? Чувство к нему так же поработило ее, как когда-то Марианну.
Теперь Силия понимала: свобода — дитя любви, а не цыганской крови.
Если он не желает ее, Силии не обрести свободу. Она приехала сюда, в чужую страну, где нашла родных, но потеряла любовь. Разве это справедливо?
Тщетность любви — неужели только это и открыла ее мать? Или она обнаружила, что можно преодолеть несвободу, следуя велениям сердца и не задумываясь о том, каким окажется конец приключения?
— Итак, твоя малютка, твоя невестушка наконец приезжает? Как ты думаешь, она еще невинна? Ведь крошка принята в доме Мальборо. Что, Ронни, дорогой, полагаешь, она еще девственница?
— Не знаю… Ах ты, чертовка… Не трогай! Не надо! Больно! Ну пожалуйста, Адриана. Нужно составить план. Я напомню Силии…
— О чем? Ясно одно — ты никогда не говорил всей правды о своей милашке, об этой невинной малютке Силии. Только учти: если рассчитываешь на помощь, выкладывай все. Иначе…
Рональд Уинвуд застонал, и его тело изогнулось.
— Хватит, не делай мне больно. Довольно. Ладно! Я тебе все расскажу. Я тебе покажу…
Он чуть не закричал, когда мучительница стиснула пальцы. Они забавлялись на открытой, залитой солнцем террасе, выходившей на крутой обрыв, с которого ниспадал водопад. Голый Ронни отдался во власть ее маленьких рук, и его охватило вожделение.
Он был хозяином обширного зеленого поместья — чайной плантации. И до того как встретил Адриану ди Альберти и ее мужа Эдди, сам распоряжался своей жизнью, своим будущим и твердо верил в свое превосходство.
Но потом Адриана преподала ему урок, заставив подчиняться своей воле, полюбить ее власть над ним и даже пресмыкаться перед ней. А ведь раньше над другими властвовал он.
Теперь Ронни с радостью превратился в любовника-раба Адрианы.