Эмили встревоженно посматривала на мужчин. Здесь явно происходит что-то загадочное и темное, чего ни ей, ни мисс Силии не понять. Уж лучше бы госпожа не соглашалась встречаться наедине с мистером Уинвудом.
В этот миг в конце тенистой тропинки показался Грант Гамильтон, придерживающий под локоть Силию.
— Вот вы где! Долго ждали? — В его словах Рональд ощутил насмешку. Он и до этого нервничал, а теперь при виде Силии пришел в неописуемое бешенство.
Что же в ней изменилось? Она не сводила глаз с американского выскочки; две верхние пуговицы блузки были расстегнуты; шляпка куда-то исчезла.
Подозрительно! Уж не произошло ли чего-то между ними?
Черт побери! Силия принадлежит ему. И Бог свидетель, ни один мужчина не смеет к ней прикоснуться!
При виде сжатых кулаков вспотевшего от ярости Рональда Грант насмешливо изогнул бровь. Дугал осмотрительно отступил в сторону, увлекая за собой Эмили.
— Разрази тебя гром! — не выдержал Уинвуд. — Сейчас же отпусти мою невесту и немедленно объяснись. Учти, здесь не терпят наглости. Я преподам тебе урок, и ты вернешься в свою Америку, как шавка с поджатым хвостом!
У Силии перехватило дыхание: Рональд был вне себя от ярости, а Грант держался совершенно спокойно.
С Грантом Силия чувствовала себя в безопасности. Но теперь она испугалась, что мужчины подерутся. Однако не успела девушка подумать об этом, как Грант решительно подтолкнул ее, отдав распоряжение Эмили:
— Отведите ее в карету. Я скоро приду.
Но Силия будто приросла к земле, когда Рональд и Грант уставились друг на друга.
И тут же взбешенный Рональд потянулся за хлыстом и кинулся на Гранта. Тот слегка посторонился, отвел удар, а другой рукой, словно играючи, нанес ответный удар.
— Слушай, охладись в ручье. Силия — моя подопечная, и мне решать, за кого и когда ей выходить замуж. И выходить ли вообще. Дошло?
Силия похолодела. Его подопечная? Ему решать, за кого и когда? Этому мистеру Не-могу-не-хочу? Мужчине, из чьих объятий она только что выскользнула? Но в следующую секунду ее охватил ужас: Рональд, изрыгая проклятия, силился подняться на ноги, а Грант выхватил из потайного кармана револьвер и нажал на курок.
Эмили закричала, Дугал в смятении отпрянул.
Но когда дым рассеялся, все увидели, что Уинвуд жив, а у его ног в предсмертных судорогах бьется огромная кобра.
— Он вам этого не простит — никогда! — предупредил Дугал, когда Рональд наконец поднялся на колени и, потрясенный, застыл над мертвой змеей.
— Уведите дам! — распорядился Грант. Когда дамы удалились, Грант опустил глаза на противника, показавшегося ему теперь жалким и слабым.
— Ты ее потревожил. Еще секунда — и она ужалила бы…
— Проваливай, Гамильтон! — Рональд презирал себя за то, что оказался в таком положении. — Справился бы без тебя. Надутый павлин — распустил хвост перед дамами и суешь нос не в свое дело! Тебе я ничем не обязан. Слышишь? Убирайся к дьяволу!
— Тебе решать, Уинвуд, — пожал плечами Грант. — Что до меня, пойду разыщу бутылку доброго виски. Увидимся в гостинице.
Боже, как он ненавидел этого человека! О чем только думал отец Силии, когда много лет назад вручил все свое добро в руки подобного мерзавца?
Правильно поступила Уили, послав его сюда.
Быть может, сама не подозревала, насколько правильно.
С Силией что-то происходило. Из-за того, что случилось между ней и Грантом, она была сама не своя. О таком нельзя забыть, от такого не отмахнешься, не назовешь это мимолетным увлечением.
А тут еще тетя Гертруда без умолку твердила о свадьбе. И Рональд…
С улицы из-за закрытых ставен доносилась странная, завораживающая мелодия. Ритмы что-то напоминали, однако и отличались от всего когда-то слышанного ею.
Силия смутно помнила то, что гулко отбивали барабаны и пели флейты. Может, ее взволновали заполнившие улицы ярко разодетые цыгане с бубнами и дудками? Или так подействовали приторный запах благовоний и крики торговцев орешками-кешью и сладостями?
В тот день, когда в оранжерее папоротников разыгралась ужасная ссора, с Силией заговорила старая, сморщенная цыганка и предложила погадать — как своя своей.
Носильщики в великолепной форме «Королевского отеля» тут же оттеснили старуху к толпе торговцев и попрошаек. Но Силия поняла, что даже здесь за ней присматривали как за одной из своих.
Возможно, цыгане хотели убедиться, что она отомстит за смерть матери? Эта нелепая мысль явилась к ней во сне, когда она задремала днем.
— Мисс Силия! — Голос Эмили вернул ее из небытия, оттуда, где она бесцельно блуждала, пытаясь поймать что-то безнадежно ускользающее от нее. Заметив, что служанка встревожена, Силия догадалась: она кричала во сне.
Но отчего у нее такая тяжелая голова? И почему не удается проснуться? Даже пошевелиться?
Кто она?
Наверное, девочка шести или семи лет. Бегает босоногая, полуголая и везде подсматривает за Корой… и за тем симпатичным мужчиной, которого так любит Кора. В конце концов Силия заявила, что тоже любит его. Нужно только подождать, когда она вырастет, и тогда он сделает ей предложение.
Силия так боялась вспоминать, что, несмотря на жару, просыпалась в холодном поту. Жара обжигает кожу, просачивается сквозь деревянные ставни вместе со вспышками фейерверка, взрывами петард, боем барабанов и монотонными восклицаниями: «Сахду! Сахду! Сахду!»
Дежа-вю! С ней уже случалось такое.
Дети в белом распевали песни и держали в руках небольшие корзины с цветами.
Силия откуда-то знала это. Вспомнила, когда ощутила запах курений, все усиливавшийся и тошнотворный. Она попыталась сесть, и у нее закружилась голова. Голос Эмили доносился издалека и затихал.
…Она была маленькой босоногой девочкой со спутанной копной черных волос. Симпатичный человек разговаривал с ней, о чем-то упрашивал, играл так же, как до этого с Корой. И заставил пообещать, что она будет принадлежать ему, когда вырастет. Тогда она насладится всем, что заставляло Кору стонать, всхлипывать и даже громко кричать, когда он забирался на нее…
Кто же такой — этот симпатичный мужчина?.. Да это же Рональд!
Как же она забыла такое?
Рональд, золотой рыцарь Силии, усаживал ее перед собой на коня. Юбка девочки задиралась, и он гладил Силию, как и Кору, прежде чем рухнуть на нее.
Силия внезапно вспомнила все, словно поток памяти прорвал плотину забвения.
Она боготворила этого человека и, чтобы доставить ему удовольствие, снимала с себя одежду. А другой толстый мужчина с черной накидкой на голове уговаривал ее быть славной девочкой, повернуться так или этак, а после этого давал конфетку, которую она очень любила. Потом Рональд — да, это был именно Рональд — расстегивал брюки и вынимал предмет, который Силия всегда называла «это». Начинал его тереть и поглаживать, и «это» становилось длиннее и толще. Тогда Рональд подзывал ее и приказывал взять «это» в руки. «Это» выстреливало белой липкой жидкостью и залепляло ей лицо и шею. Иногда ее тошнило, потому что он заставлял брать «это» в рот и глотать…