Стыдно слышать, как ты унижаешься. Если Повелитель всех собак действительно существует, в чем я лично сильно сомневаюсь, что он о тебе подумает?
Надеюсь, он подумает, что хорошо бы нас спасти.
Что будет, то и будет. Погибнем так погибнем. Нельзя же давать обещания, которые не сможешь сдержать.
О Повелитель всех собак, прости моему скудоумному спутнику-человеку эти глумливые слова. Воистину судьба моя связана с расой идиотов. Спаси нас, и я покажу ему все его заблуждения, и в честь твоего собачьего милосердия мы вместе возожжем тысячу свечей. Спаси нас, и с этого дня я стану псом благочестивым и богобоязненным, кротким и смиренным. Я перестану объедаться и буду кормить бездомных щеночков и вдовых сук…
Тут мы взлетаем на вершину подкатившегося под нас водяного Эвереста. Гляжу через борт и вижу бездонный бурлящий провал, готовый нас поглотить.
На миг мы зависаем между небом и морем, а затем начинаем долгое падение с вышины в бездну. Оглушительно ревет водоворот. Наше суденышко крутится и трясется, нас едва не вытряхивает из веревок.
Ладони сами складываются в молитвенном жесте, хотя я их об этом, кажется, не просил. С губ срываются невольные слова. Всеблагой Господи, это Джек Даниэльсон из центра атлантического шторма. Я знаю, что редко Тебе молился. Я понимаю, что грешил, как только мог. Я лгу. Я слишком много думаю о сексе. Пока мои родители были живы, я мало любил их и недостаточно благодарил за все, что они для меня делали. А сам я сделал для этого мира мало хорошего.
Но с тех пор как в ресторанчике в Хедли появился тот длинный незнакомец, я живу под дамокловым мечом. И заметил, что мне постоянно и непостижимо везет. Наверное, дело в Тебе, — может быть (не более чем может быть!), Ты бережешь меня для высшей цели?
Господи, если Ты снова меня спасешь, я, честное слово, стану лучше. Прошлого я изменить не могу, но сделаю все возможное, чтобы достичь этой высшей цели и изменить будущее.
Когда настанет время, я постараюсь все сделать как надо.
Господи, мне так страшно. Я не хочу тонуть. Господи, мне нечего сказать, кроме… пожалуйста, спаси меня.
Мы дрейфуем. Где? Не знаю. Найдут ли нас, пока мы не умерли от жажды и голода? Сомневаюсь.
В животе пусто.
Прошло два дня с тех пор, как шторм кончился. Сорок шесть часов без пищи и воды, в лодчонке один на один с псом-предателем.
Несколько раз он находил повод для беседы. Я его грубо затыкал. Извини, бобик. Когда меня предают, обратного пути нет. Говорить нам не о чем. Давай страдать молча.
В горле сухо. Язык растрескался. Каждая клеточка вопиет о недостатке жидкости. Предложить мне нечего. Безмозглая псина, когда угоняла лодку, забыла о провианте.
Я ее не угонял. Я ее позаимствовал без четких намерений вернуть. Это совсем другое дело. Так или иначе, ты, кажется, был только рад оказаться на борту, когда на берегу столпились наши друзья, которые хотели разорвать тебя в клочья. Если хочешь, можешь молчать и сердиться, но, если собираешься думать обо мне гадости, будь любезен экранировать мысли.
Трусливая дворняга пообещала своему Повелителю, что будет меньше жрать, если мы спасемся. Так что, наверное, это его следует винить в нашей медленной смерти. Повелитель всех собак буквально понял его диетические обеты и решил, что меня это тоже касается, раз уж мы оказались попутчиками.
Молитва — дело сугубо личное.
Ты их транслировал по всем каналам.
Зато они точно были услышаны. А ты можешь не сомневаться, что Повелитель всех собак вывел нас невредимыми из этого ужасного шторма не для того, чтобы мы умерли от голода.
Откуда мне это знать?
Собаки по природе своей не жестоки. Они добры и милосердны. Следовательно, собачий бог должен быть сверхъестественно добр и сокрушительно милосерден.
Не исключено, но пока никакой милости я не ощущаю.
Солнце — красный огненный шар в зените. Не поджаривает, не запекает. Медленно-медленно сушит.
Хуже всего, что кругом полно воды.
Вспоминаю строфы из «Сказания о старом мореходе» Кольриджа:
И не плеснет равнина вод,
Небес не дрогнет лик.
Иль нарисован океан
И нарисован бриг?
Кругом вода, но как трещит
От сухости доска.
Кругом вода, но не испить
Ни капли, ни глотка. [19]
Нашу лодочку и в самом деле окружает вода, вода, «равнина вод, небес не дрогнет лик». Так и тянет Опустить руку в холодный Атлантический океан, зачерпнуть морской воды и проглотить.
Но я же знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет. Читал про жертв кораблекрушений и про страшные муки, которые испытывали те, кто напился морской воды.
Лучше уж медленно умирать от голода и жажды. Прямо чувствую, как желудок сам себя переваривает.
Не могу удержаться от мыслей о кувшинах чая со льдом. О толстых сочащихся чизбургерах. О кудрявых чипсах, притопленных в сладком нежном кетчупе.
Собачья пища до самого горизонта. Жаркое со вкусом баранины и нежные пюре с курицей и печенкой в круглых золотистых банках. Сухарики с индюшатиной в коробках. Консервированные смеси-гриль с золотисто-солеными шариками застывшего говяжьего жира, которые так и тают на языке…
Бе-е. Хватит. Надоели фантазии на тему собачьих консервов.
А что мне еще остается, кроме как мечтать? Ты со мной даже разговаривать не желаешь.
Ладно, сдаюсь. Надо разговаривать, чтобы не свихнуться. Так о чем же мы поговорим? Не о старой ли доброй игре в курицу и яйцо? Ты ведь в этом деле мастер.
Извини. Я делал свое дело.
Дело — это меня предавать, да?
Не предавать, а спасать, старина.
Спасибо за помощь. Наконец-то я в полной безопасности.
Ну, тут уж я ни при чем.
Ты вообще ни при чем, правда?
Как ты груб со мной.
Это я просто умираю от жажды, а вообще-то я белый и пушистый.
Можешь думать что угодно, но когда я бросил тебя в сарае, мне было очень неловко. Вероятно, я обошелся с тобой не лучшим образом. Я знал, что ты человек ранимый, и знал, что ты мне доверяешь. Я бесчестно этим воспользовался. Приношу искренние извинения.
Ты извиняешься, потому что мы умираем и ты хочешь умереть с чистой собачьей совестью.
Мы не умираем. Ничего даже отдаленно подобного. У нас в запасе достаточно сил. Так ты принимаешь мои извинения или нет?