Бродяга шумно потянул носом и утер слезы.
– Дай платок, Джо.
Брат протянул ему носовой платок, бывший когда-то белым.
– Он уже мертв, Уилл, – сказал Джо. – Беспокоиться надо о живых.
– Он ус-с-троил хорошее представление в Тибурне, – сказал Заика Джон. – Никто не заметил, что ему было страшно. Толпе он понравился. Дж-ж-ек Кетч дал ему легко умереть.
Уилл еще поплакал от этих воспоминаний, и вскоре они вместе с Заикой Джоном рыдали друг у друга на плече.
– И теперь он горит в аду, и все мы тоже скоро присоединимся к нему! – произнес Уилл, всхлипывая.
– И мы н-н-никогда не увидим нашей м-м-мате-ри, которая в раю, и она там будет целую вечность ждать своих д-д-дорогих мальчиков, – выл Заика Джон.
Несмотря на страх, Кэйт тихонько смеялась в темноте, а затем еще раз заставила себя представить кухню на родной ферме в Дербишире.
– Мне прошлой ночью с-с-снилось, что вокруг нас столпились все люди, которым мы сд-д-делали что-то плохое, и бьют нас до потери сознания. П-п-преподобный Ледбьюри, может Господь простить таких грешников, как мы? Есть у нас хоть какая-то надежда?
Преподобный посмотрел на них и помолчал, прежде чем ответить.
– Еще есть время, – прогудел он, – чтобы вы, негодяи, пришли к Богу с миром. Наш Господь – всепрощающий, но чтобы он вас простил, нужно раскаяться! Подойдите ко мне и покайтесь в своих грехах, как каются даже маленькие дети.
Джо Каррик неуверенно встал.
– Попридержи язык, преподобный, сейчас не время для воскресных проповедей.
Однако бренди, похоже, вызвал у братьев желание поразмышлять о душе, и они стали настаивать, чтобы преподобного развязали – так ему будет легче говорить с ними.
– Как хотите, – рявкнул Джо и повалился на землю.
Бродяги же уселись у ног преподобного, как послушные дети. Правда, время от времени они прикладывались к бренди. Том тоже слез с дерева, чтобы послушать. Преподобный что-то долго говорил этим негодяям, и они все сильнее плакали. Все так увлеклись разговором, что никто не заметил, как фигура Кэйт стала расплываться и в конце концов совсем исчезла во тьме ночи.
Питер с Гидеоном приближались к гигантскому дубу, стараясь оставаться незамеченными. Питер внезапно представил, что они попали в бродячий цирк. Он увидел сидящих в кружок людей, освещенных костром; комичную фигуру полуодетого, размахивающего руками преподобного без парика; лошадей, как будто ожидающих выхода на арену. Однако Питер знал, что если кто-то увидит его, то это будет уже не цирк.
Первым Кэйт заметил Гидеон, он даже закрыл рот рукой, чтобы не закричать от испуга. Он следил за тем, как формы Кэйт становились все более отчетливыми, потом опомнился и повернул голову Питера так, чтобы тот мог увидеть свою подружку.
– Кэйт! – позвал Питер.
– Шшшш! – прошипел Гидеон. – Тихо, умоляю тебя, нас могут услышать.
Кэйт трясла головой, будто выбиралась из сна.
– Как ты здесь оказалась? – тихонько прошептал Питер.
– Ну, я же растворилась! – ответила Кэйт.
– Здорово, мистрис Кэйт, – сказал Гидеон. – Вы не могли выбрать времени лучше – от вашего вида у меня все похолодело внутри.
Неожиданно Кэйт принялась колотить Питера по груди. Изумленный Питер пятился назад, пока Кэйт не остановилась. По ее лицу медленно катились слезы.
– Что я тебе сделал? – сердито прошептал Питер. – Я-то тут причем?
– Она не владеет собой, мастер Питер, разве вы не видите, как она дрожит?
– Где вы были? – воскликнула Кэйт. – Я думала, вы сбежали, и мы все умрем! Я решила, что ты перенесся обратно, в двадцать первый век!
– Как ты можешь такое говорить? Это было бы нечестно… – нахмурился Питер.
– Неужели? Разве тебя никогда не бросали? Разве твой отец не вел себя так же по отношению к тебе? Вот что значит быть единственным ребенком и не думать о чувствах других…
– Попробуй тут не подумай о твоих чувствах, когда ты столько ревешь!
– В моей семье, это не считают признаком трусости или слабости… Думаешь, лучше скрывать чувства?
Оскорбленный Питер открыл было рот, чтобы ответить, но Гидеон положил руку ему на плечо:
– Сейчас не время спорить. Кое-кто нуждается в нашей помощи.
Другой бы радовался, что его пытаются спасти, раздраженно подумал Питер. Но не Кэйт.
– Мистрис Кэйт, – продолжал Гидеон. – Там кто-нибудь ранен? Они получили ожерелье? Расскажите, что произошло.
Когда Кэйт закончила свой рассказ, Гидеон объявил, что они должны действовать немедленно, пока отсутствие Кэйт еще не замечено. Они находились шагах в двадцати от кареты.
– Ждите здесь, – тихо сказал Гидеон. – Я хочу вернуть ожерелье миссис Бинг.
Питер и Кэйт заволновались.
– Но им нужны именно вы, Гидеон! – прошептала Кэйт.
– Так пусть сначала меня поймают, – усмехнулся Гидеон.
Питер и Кэйт следили, как он двинулся к дубу. Они еще не успокоились после ссоры, но сейчас был не тот момент, чтобы выяснять отношения. Гидеон бесшумно проскользнул по залитой лунным светом поляне. Дети притаились за каретой. От холодной земли поднимался запах свежей влажной травы.
Питер измазал лицо землей.
– Маскировка! – прошептал он.
– Тоже мне, насмотрелся боевиков.
– И был бы счастлив, если бы удалось посмотреть еще хотя бы один…
– Тише ты! – одернула его Кэйт. – Мне-то бесполезно маскироваться в таком платье…
Питер и Кэйт подползли чуть ближе. Преподобный Ледбьюри рассказывал бродягам о блудном сыне, и обрывки его рассказа долетали до притаившихся детей. Уилл и Заика Джон, ловившие каждое слово преподобного, были недовольны сыном и симпатизировали отцу.
– Судьба ребенка – быть бродягой, а судьба отца – прощать, – сказал Уилл.
– У м-меня никогда не б-было отца, – сказал Заика Джон.
– Даже самый низкий, самый гадкий, недостойный парень, – произнес преподобный, указывая на звезды, – всегда должен чувствовать, что у него есть Отец на небесах…
Джо Каррик обсасывал заячью косточку, делая вид, что ему все это безразлично, однако и он слушал преподобного. Вдруг Уилл повалился на землю, будто внезапно лишился чувств. Напротив него сидели Нед и Вонючка Джон, они не прикасались к бренди. Нед все время держал руку на пистолете, не спуская глаз с Джо.
Уилл Каррик застонал и перевернулся, сдвинувшись в тень. Никто из бродяг этого не заметил, но Питер увидел. Он толкнул Кэйт и прошептал:
– Что задумал Гидеон?