Человек выпрямился, расправил плечи, попробовал вдохнуть поглубже и, наконец выдохнув, оглядел комнату и довольно закивал. Он не был призраком, он был самым настоящим, реальным, живым человеком лет семидесяти, с густой бородой и добрым лицом, хотя что-то странное, чуть ли не сверхъестественное в его лице все-таки присутствовало. Он неуверенно улыбнулся Финлею-Джону, а затем и Нимроду с Филиппой. Потом он принюхался и снова кивнул:
— Мы, должно быть, в Венеции, верно?
— Верно, — подтвердил Нимрод.
— Ну, еще бы! Этот запах! — сказал итальянец. — Ни с чем не спутаешь. Так пахнет только в Венеции.
— Совершенно с вами согласен, — сказал Нимрод. — Разрешите представиться, досточтимый синьор. Меня зовут Нимрод. Это — моя племянница Филиппа и ее друг Финлей. Тело Финлея также является временным пристанищем для моего племянника Джона.
Старик церемонно поклонился.
— Дети, для меня большая честь и радость представить вас самому известному путешественнику всех времен, — продолжил Нимрод. — Филиппа, Финлей, Джон, знакомьтесь, это — великий Марко Поло.
— Ты видел, какая аудитория? — Размахивая листком с цифрами, Адам Аполлониус вошел в номер люкс, который Джонатан Таро занимал под самой крышей нью-йоркской гостиницы «Чименто дель Армониа». — Потрясающе!
Было уже одиннадцать часов утра, но Джонатан еще валялся в кровати. Самое замечательное в его новой жизни состояло в том, что никто теперь не обязывал его вставать рано утром, принимать душ, надевать чистую футболку, никто не требовал съедать завтрак до последней крошка. Спать он ложился за полночь, уже лежа в постели до свету смотрел телевизор и заказывал все, что душе угодно, из гостиничного ресторана. Он даже обзавелся собственным лимузином с водителем, который всегда ждал его у порога гостиницы. Впрочем, по городу он теперь не очень то разъезжал. Он стал слишком знаменит, чтобы вот так просто показаться на улицах Нью-Йорка. Во-первых, его лицо постоянно мелькало на телеэкранах, а во-вторых, по всему городу висели афиши с его изображением. Поэтому у него теперь имелся еще и личный помощник по имени Джулиан, который должен был ходить по магазинам за компакт-дисками, журналами, леденцами, фильмами, одеждой и даже кроссовками и выполнять все прочие прихоти Джонатана. Шмотки покупались только на один раз, потом выбрасывались. Его мама была бы потрясена такими бездумными тратами. Отчасти поэтому, в пику матери, он и вел себя подобным образом.
— Что значит аудитория? — спросил Джонатан.
— Это твой рейтинг! — ответил Аполлониус. — Количество людей, которые сидели перед телеэкранами во время твоего последнего шоу. Наша аудитория в Америке составляет сорок один процент, то есть сто сорок три миллиона человек! Это просто невероятно! В сущности, тебя смотрели все дети в Соединенных Штатах! Рекламодатели счастливы до безумия. Ты — лучший со времен Элвиса Пресли. Они требуют новое шоу, и как можно скорее.
Джонатан зевнул. Когда речь заходила о процентах, он сразу вспоминал о школе и непроизвольно хватал, что было под рукой, — рогалик, пиццу или булочку, — чтобы запулить в говорящего. Иногда он действительно бросал в людей что ни попадя. Сделавшись телезнаменитостью, Джонатан стал совсем нетерпим к мундусянам и их глупой, пустой болтовне. Куски пиццы то и дело летели в горничных, шоферов, музыкантов, рабочих сцены… Но Адам Аполлониус имел в его глазах особый статус. С ним Джонатан всегда был любезен и никогда не бросал в него пиццу. Даже если Адам занудствовал. Как, например, сейчас. Что-то в этом человеке внушало Джонатану неизменное уважение. Разумеется, он по-прежнему не знал настоящего имени своего наставника и не подозревал, что Адам вовсе не мундусянин, но, видимо, подспудно чувствовал, что рядом с ним джинн, да не простой джинн, а его родной отец, Иблис.
— Теперь самое время начать делать деньги, — сказал Аполлониус. — Серьезные деньги. Миллионы долларов.
Деньги Джонатана не очень интересовали, и он украдкой зевнул. Люди обожают деньги, поэтому неудивительно, что Аполлониус постоянно о них говорит. Он хоть и особенный, но все-таки мундусянин.
— Нравится тебе это или нет, но деньги правят миром, дружок, — сказал Аполлониус. — Как говорится в известной песне, «мы платим, и земля вертится».
Конечно, Иблис ни на мгновение не верил собственным россказням, и деньги его, могучего джинн, тоже ничуть не интересовали. Но его планы требовали притворства. Дыббакс — а главным инструментом в планах Иблиса был именно Дыббакс — должен был поверить, что Аполлониус охотится за миллионами.
— Значит, так. Для следующего специального телешоу я предлагаю предусмотреть массовое участие зрителей. Ну, например, чтобы каждый смог согнуть металлическую ложку. Этакая победа сознания над материей. Попробуешь?
— Согнуть ложку? Тоже мне новость! — Джонатан презрительно усмехнулся. — Фокус для детского сада.
— Тогда придумай что-нибудь другое, — с готовностью предложил Аполлониус, чтобы Джонатан окончательно уверился в том, что выдумывает интересные идеи получше своего наставника.
— Что, например?
— Не знаю. Гений-то среди нас ты, а не я. Только придумай такое, за что дети будут с радостью выкладывать денежки.
— Ну, все-таки что? — спросил Джонатан уже более заинтересованно.
— Думаю, мы могли бы подсадить их на Китайский волшебный квадрат, — сказал Аполлониус. — Пусть покупают. Представь себе простой кусок полиэтилена с числами. Если продавать их по доллару за штуку, мы могли бы выручить семьдесят или восемьдесят миллионов долларов. А производство стоит несколько центов. Дети кладут квадрат на пол, сами садятся в одну из клеток, скажем номер четыре, поскольку четыре — важное число, а потом все вместе концентрируются, чтобы помочь тебе исполнить самый удивительный фокус, который когда-либо доводилось видеть человечеству. Как? Звучит?
— Лучше, чем гнуть ложки, — согласился Джонатан.
— Ложку я предложил для примера, — сказал Аполлониус. — Но твоя идея намного лучше.
— Какая моя идея?
— Победа массового сознания над материей.
Джонатан кивнул.
— А что я при этом сделаю? — Он задумался. — Могу, допустим, исчезнуть. По-настоящему. Чтоб всем было видно по телевизору. Без всяких ухищрений. — Он прищелкнул пальцами. — Раз — и нету.
— Здорово! Мне нравится! А ты сможешь?
— Разумеется. Без проблем.
— Только давай попробуем как-то это обставить… пострашнее… — Аполлониус тоже щелкнул пальцами. — Подраматичнее.
— Как скажете, — ответил Джонатан. Он встал и побрел в огромную мраморную ванную. Решил было принять душ, но быстро передумал. Надев толстый махровый халат, он позвонил прямо из ванной комнаты в гостиничный ресторан и заказал завтрак. Когда официант спросил, что именно он желал бы съесть, Джонатан велел тащить все подряд. Это было проще, чем принять решение о том, что он хочет и чего не хочет. — И побыстрее, хорошо? Я хочу есть.