— Бедный Дыббакс, — произнес Джон.
— Бедная Фаустина, — поправила его Филиппа. — Что же с нею случилось?
— Ее тело перевезли в близлежащую частную джинн-больницу, — сказал Нимрод. — Где она, видимо, до сих пор и пребывает, в глубокой коме. Что касается ее души… — Он пожал плечами. — Я искал ее по всему Лондону. И Дженни Сахерторт тоже. Но мы так ничего и не обнаружили. Обнаружить призрак вообще нелегко. Даже нам, джинн, это не всегда по силам. Призрак Фаустины никуда не наведывался, он не был замечен ни в одном доме. Думаю, он и поныне блуждает где-то… совершенно неприкаянный…
— Какой ужас! — проговорила Филиппа.
— Да уж… — рассеянно пробормотал Нимрод. И замолчал. Потому что его сердце вдруг екнуло и заметалось, словно птица в клетке. Как же он сбросил со счетов Фаустину? Ну конечно! Фаустина! Она спасет их всех. Надо, разумеется, проконсультироваться с господином Ракшасом. И послать запрос в частную больницу в Лондоне, где до сих пор живо бесчувственное тело Фаустины. И если он, Нимрод, сможет разыскать ее потерянную душу, то существует крохотная, микроскопическая, совершенно смутная и почти несбыточная вероятность — далекая, как отдаленный писк летучей мыши, — что в один прекрасный день он сможет сделать так, чтобы его сестра Лейла вернулась в свой чудесный дом к своей любимой семье. Но он не хотел будить в близнецах надежду. Еще не время. А если ничего не получится? Это было бы слишком несправедливо. Слишком жестоко. Вдруг все-таки ничего не выйдет? Нет, пока лучше помолчать. По крайней мере, в течение какого-то времени. Пусть Джон и Филиппа пока учатся мириться с нынешней ситуацией, пусть закаляют характер…
— Занятно, не так ли? — сказал Нимрод. — Как все в этом мире взаимосвязано. Одно ведет к другому, третье проистекает из второго, а потом ведет нас назад, к началу. Ничто не существует само по себе.
Близнецы промолчали. Нимрод полагал, что они все еще думают о бедной Фаустине и о Дыббаксе. Но на самом деле они думали о своей матери, лишенной детей, мужа, друзей, оторванной от всех. Не важно, что говорит Нимрод про предназначение, не важно, что она там не одна. Все равно — одна. Совсем одна, точно призрак. И детям было невыносимо от этой вопиющей несправедливости.
А еще через несколько минут они стали думать о том, как однажды изменят ход событий и вернут маму домой навсегда. Ну, не навсегда, конечно… Но на то «навсегда», которое им всем отпущено. Даже не шевеля губами, Дети лампы прочитали мысли друг друга и дали общую, телепатическую клятву, какую могут дать только близнецы. Они сделают это любой ценой — чем бы это ни обернулось для мира джинн и мира людей.
— Полагаю, мне придется пожить с вами. По крайней мере, пока жизнь не войдет в свою колею. — Нимрод пожал плечами, понимая по ожесточенным, горьким взглядам близнецов, что жизнь в этом доме уже никогда не будет прежней. — Ну, ладно, хоть чуть-чуть-то она наладит-ся? — продолжал Нимрод, но дети молчали. — Ну будь по-вашему, ничего не наладится, я и сам понимаю! Но все-таки я с вами какое-то время поживу. И помогу чем могу. Джалобин тоже приедет, если вы не против. И господин Ракшас. Мы будем с вами, дети. Независимо от того, хотите вы этого или не хотите, — решительно закончил он.
Первой заговорила Филиппа:
— Все-таки странно… Вот мы — настоящие джинн, а собственное желание выполнить не можем. Одно-единственное. Даже не верится…
— Я сейчас произнесу слова, которые господин Ракшас сказал когда-то мне самому, — начал Нимрод. — Много лет назад. Мне этот совет всегда казался очень полезным. Думаю, это и вправду верно, причем для всех. Не важно, джинн ты или мундусянин. Итак, слушайте. Мечты и желания хороши, но не подменяйте ими труд и волю. Иногда надо принять мир таким, каков он есть. Признать, что факты неумолимы и никакие наши желания его уже не переделают. Только несмышленые дети без конца пытаются изменить мир в соответствии со своими желаниями.
— Но мы и есть дети, — возразил Джон.
Нимрод улыбнулся и ласково потрепал макушки Джона и Филиппы.
— Уже нет, Джон, — тихо сказал он. — Уже нет.