— О, если бы вы видели! — воскликнула дочка преподобного. — Ужасней этого я ничего в жизни не видела. Они просвечивали, как стекло, и нога мужчины застряла там, внутри. У меня по коже мурашки пошли!
— Спасибо, Огаста, — сказал преподобный и махнул салфеткой, чтобы дочь ушла из комнаты, дабы он мог окончить рассказ. — Тут как раз я и подошел и могу вас заверить — то, что случилось потом, я буду видеть в своих снах еще долгие годы. Тела мисс Дайер и мистера Скокка, которые были прилеплены к этому механизму, как мухи прилипают к паутине, внезапно отлетели прочь и приземлились — к счастью, на мягкую траву — в нескольких ярдах от механизма. Словно невидимый гигант поднял и с силой отбросил их прочь.
— Они не поранились? — взволнованно спросил Питер Скокк и схватился за лоб, вспомнив, как он ударился там, в Дербишире.
— Мисс Дайер была без сознания, но она не получила никаких повреждений. А вот мистер Скокк, чья нога застряла где-то там, пока ее не отпустила неведомая сила, был поранен и, печально говорить, до сих пор еще испытывает боль. Нога его раздулась и вся в синяках. Спасибо, что не сломана.
— Рад это слышать!
— Мистер Скокк, — вмешалась Огаста, — потребовал анти… анти… инсипид… О, я не могу запомнить это слово — чтобы положить на ногу.
— Антисептик?
— Да! Вы знаете, что это такое?
— Ааа… Я узнал слово, вот и все. Но не могу сказать, что это такое, — ответил Питер Скокк.
Антисептик. Он вытащил слово из глубины памяти и тут же ощутил запах антисептика, которым мазала его мама, когда он расшибал коленки. Понятно, что антисептика не будет еще несколько десятилетий. Неожиданно сердце его растаяло. Он представил мамины глаза. Питер сидел на кухне, а она наклеивала ему пластырь. Он видел ее так ясно! Питер быстро наклонился, якобы поправить застежку на ботинке, чтобы скрыть волнение.
— Так или иначе, — продолжала Огаста, — я предложила ему настойку из полыни, но он в результате потратил полбутылки папиного виски, чтобы промыть ногу. Весьма странно, согласитесь, мис… тер…
— Ах да, сэр, — сказал викарий. — Будьте любезны, скажите нам, с кем мы имеем удовольствие разговаривать?
— Извините… я веду себя так невежливо, я не представился… Мое имя… Сеймур. Джошуа Сеймур. — Питер Скокк слегка покраснел, что не прошло незамеченным, но викарий был вежлив и деликатен и не стал задавать вопросов. — Возможно, вы мне объясните, — продолжал Питер, — почему мисс Дайер и мистер Скокк остановились у вас? Полагаю, они просто ваши гости? Их ведь не держат здесь силой?
— Честное слово, нет! Доктор Уолси, который осматривал ранение мистера Скокка, полковник Броунли, недавно вернувшийся из Индии, и я собрались здесь вечером того дня, как раз в этой гостиной. Наши посетители лежали без сознания наверху, и мы решили, что они не нарушили никакого закона. Но в наши опасные времена лучше проявить излишнюю осторожность, пока мы не убедимся, что они не шпионы и не безумцы. По деревне ходят слухи о колдовстве, но мы, как люди рациональные, естественно, игнорируем их. Однако мы просили этих людей остаться здесь до тех пор, пока не выясним, как они прибыли и чего хотят.
— И вы пришли к какому-нибудь заключению?
— Наши гости ведут себя как образованные, благородные люди, несмотря на невиданные — чтобы не сказать экзотические — наряды, в которых они явились. Спасибо жене полковника Броунли, она предоставила им подобающую одежду. Мисс Дайер очаровательна, как и мистер Скокк, хотя он очень решителен и не сдерживает своих настроений…
Питер едва не рассмеялся.
Викарий улыбнулся:
— Вижу, что вы знакомы с нашими гостями…
«Все в порядке, это мой папа!» — подумал Питер, и его внезапно пронзила мысль: ведь никто, рожденный в восемнадцатом веке, не употребил бы такого выражения. В этой фразе ритм языка другого столетия. Как странно, часть прошлого глубоко погребена в памяти, а теперь вот явилась в настоящем… Питер улыбнулся и вдруг понял, что викарий весьма внимательно разглядывает его.
— Именно по предложению мистера Скокка и по его настоянию сообщение об этом неслыханном происшествии было отправлено в газеты. Все вместе мы решили, что он и мисс Дайер должны оставаться здесь, пока люди не узнают о них… «Обсервер» опубликовал не все, что было нужно, — я еще не видел статьи, но доктор Уолси говорит, что автор опустил причину прибытия сюда мистера Скокка…
— Которая состоит в…
— Он разыскивает своего пропавшего сына.
Сердце Питера замерло. Своего сына. Спустя все эти долгие годы он наконец снова чей-то сын. Он плоть и кровь этого человека. Викарий изучал, как эмоции, одна за другой, будто облака по открытому всем ветрам небу, пробегали по лицу Питера.
— Не сочтите за дерзость, мистер Сеймур, — продолжал викарий, — но хотелось бы спросить, каковы же отношения, если они существуют, между вами и моими гостями?
— Все это объяснимо, — ответил Питер, — они, по-видимому, мои давние знакомые, хотя пока я не могу сказать этого определенно.
— Что ж, мой дорогой сэр, есть только один путь узнать правду об этом деле — позвольте мне от вашего имени узнать, готовы ли они встретиться с вами.
У Питера заколотилось сердце. Этот момент больше нельзя было откладывать.
— Вы правы, — тихо ответил он.
— Надеюсь, вы простите меня за мои слова, мистер Сеймур, — задумчиво сказал добрый викарий, — но вы слегка побледнели. Может, вам дать стакан воды или чего-нибудь покрепче, чтобы взбодрить кровь? Быть может, стакан портвейна? У нас есть мадера, которую принес полковник Броунли. Огаста?
— Да, папа.
— Благодарю вас, преподобный. Стакан мадеры был бы очень кстати.
Викарий послал дочь в кухню и, извинившись, стал подниматься по скрипучей лестнице, чтобы сообщить мистеру Скокку и мисс Дайер о прибытии к ним мистера Джошуа Сеймура. Ступив ногой на нижнюю ступеньку, он оглянулся на Питера.
— Странное дело, но много лет назад, когда я еще был молод и только приступил к своим обязанностям здесь, в деревню приехали три незнакомца, они искали джентльмена и рыжеволосую девочку, которые были бы одеты в необычные одеяния. Если бы они прибыли сегодня, то я смог бы им помочь.
— То, что вы говорите, чрезвычайно любопытно…
Вскоре вернулась Огаста и поднесла Питеру небольшой хрустальный стакан и графин с янтарной мадерой. Питер налил мадеры в стакан и проглотил вино одним глотком. Он прикрыл глаза и почувствовал, как в желудке разлилось тепло. До его ушей донеслись звуки приглушенного разговора на верхнем этаже. Когда он открыл глаза, Огаста смотрела на стакан в его трясущейся руке. Он тут же поставил стакан на маленький столик и спрятал руку за спину. Девушка была почти так же взволнована, как и он сам. Внезапно она шагнула к Питеру.
— Я вовсе ничего не хотела говорить, — прошептала она, — но остерегайтесь этой девочки, мистер Сеймур. Она странная. Я точно чувствую, что она, может, и колдунья. Я не смею сказать этого отцу: он гордится своей ученостью. Вы не проговоритесь?