– По долгу службы я присутствовал на многих казнях и знаю, что становится с шеей человека при повешении, – сказал Ньютон.– Я наблюдал, что шея ломается довольно редко и что чаще всего смерть наступает от удушения. Легкие лишены доступа воздуха, но самое главное, если верить книге Уильяма Гарвея, заключается в том, что в мозг перестает поступать кровь. Когда человека вешают перед потрошением, веревка не успевает затянуться туго, как при обычном повешении. И еще я заметил, что при каждом виде наказания петля оставляет на шее разные отметки, так что совсем нетрудно отличить человека, которого медленно удушают на веревке, от того, кого повесили сразу. При повешении уровень натяжения веревки всегда намного выше, к тому же она редко опоясывает шею по горизонтали. Обычно след наблюдается вокруг гортани спереди и затем поднимается к узлу с его характерным положением за или под тем или другим ухом либо на затылке. Таким образом, у большинства повешенных петля естественным образом вдавливается глубже всего с противоположной стороны от узла. Однако в данном случае можно заметить, что на шее остались четкие отпечатки веревки в двух разных местах.
Я посмотрел на шею Морнея, пытаясь не обращать внимания на опухший язык, торчащий изо рта, словно третья губа, и глаза, выступающие настолько, что они напоминали пару сочащихся язв, и действительно увидел два следа от веревки на сломанной шее майора.
– И что это означает? – с сомнением спросил я.– Что веревка соскользнула, когда он спрыгнул вниз?
– Нет, – уверенно возразил Ньютон.– Не вызывает сомнений, что его задушили до того, как сбросили с башни. А поскольку удушение никак нельзя счесть самоубийством, мы должны сделать вывод, что майора убили.
– В самом деле?
– Несомненно, – кивнул Ньютон.– Первый след виден даже на задней части шеи, где кожа значительно грубее, а ткани плотнее, – такой след может быть оставлен только с применением большой силы и говорит о том, что майор отчаянно сопротивлялся. Более того, эта отметка горизонтальна, чего и следовало ожидать при нападении сзади. А теперь взгляните, насколько отличается второй след, почти вертикальный и без следов сопротивления. Из этого вытекает, что человек был уже мертв, когда его повесили.
Оставалось сделать вывод, что Ньютон знает о повешенных никак не меньше, чем сам Джек Кетч [29] , так что возразить ему было некому, а я и вовсе не мог произнести ни слова. Как всегда, меня поразили удивительные познания доктора Ньютона. Кто знает, быть может, так и должно быть: человек, сумевший объяснить тяготение, должен хорошо разбираться в вопросах повешения – более того, быть воодушевлен ими; с тех пор я часто задумывался о том, что Ньютона должны завораживать виселицы. Со своей стороны могу лишь сказать, что смотреть на повешенного без отвращения трудно, о чем я тут же и сообщил Ньютону.
– Все доктора, с которыми мне доводилось обсуждать эти проблемы, – хладнокровно продолжал Ньютон, – утверждают, что смерть через повешение не вызывает боли, поскольку циркуляция крови в мозгу прекращается и человек моментально перестает владеть всеми своими чувствами.
– Хотел бы я увидеть человека, который перенес бы это испытание с улыбкой на лице.
– Что? – воскликнул Ньютон, прекращая обследовать шею майора и принимаясь за изучение его рук, словно древний хиромант, пытающийся найти причины гибели несчастного майора в его ладонях.– Вы полагаете, что нам следует отпускать на свободу негодяев, которые заслуживают виселицы?
– Мне кажется, есть большая разница между мимолетным заблуждением и кровавым преступлением.
– О, из вас вышел бы отличный адвокат, – насмешливо сказал Ньютон. Затем, не выпуская рук Морнея, он попросил меня обратить внимание на его пальцы.– Взгляните на ногти. Они обломаны и окровавлены, словно он пытался сорвать веревки. Настоящий самоубийца должен встречать смерть спокойно. Не исключено, что Морней поранил своего убийцу. Быть может, на его руках или лице остались царапины.
Ньютон разжал челюсти мертвеца, отодвинул в сторону язык и быстро пошарил у него во рту. Ничего там не найдя, он принялся исследовать содержимое карманов.
– Сожалею, что не сумел предвидеть такой поворот событий, – признался Ньютон.– Это моя вина. Правду сказать, мне и в голову не пришло, что они могут убить своего товарища. Остается утешаться тем, что, если я смогу доказать факт убийства, а не самоубийства, Морней избежит позорного погребения. Тем не менее, если я не ошибаюсь, еще вчера вечером он пытался вас убить. Почему же сегодня вы о нем печалитесь?
– Мне жаль всякого, кто встречает свой конец таким образом, – ответил я.
Ньютон немного помолчал.
– Ага, а что у нас здесь? – Его тонкие длинные пальцы вытащили письмо, которое он тут же нетерпеливо развернул.– Вот теперь у нас кое-что появилось! – воскликнул он, очень довольный находкой.– Тот же шифр, что и в предыдущих посланиях.
Он показал мне письмо, которое выглядело так:
ЭЦАЙЭЪЕГУМКАГИПЩЫЬИМНЖСАЭББСБ
ТЭЭЦЧЮЫЭЮУФЯЁГПВЯЪЙХХЧВДШТЛЙЖ
ЧРПБГШЖГЪВЩТДКЁЮГБЁЮАЗЭБЛМСЁАЖ
ЯЦЙЬЁКФББЖОЭЩЭЗХКБЗБЭЭШЁЪБЮЬКЕ
БЯШЕТЭИЁВЕЩШЛЗЕЦЭЪЙЧЕШМЫЁЫЭЪ
ЗБТЯЫИЬВЁЗГСВРЪБЯЕЁЯНМЕШВГЗВГЕЯ
МЖЦЮЯЛЗШЗСЖТЪЗНАНЧСФНДЖНЯЦБ
КАИЙРЕКЯОЕДИККГБЯИНЁЖМНЪЗЪПЙ
БЕЕЕКЭБИТОРЫКХАМЙИТММАКВРЯФЭС
ФНЬЪЖЖРЙДИРЕНЛОТПЁИОХДШНФЗРЬ
ЫЧЩСЖКФКГЗЬТФФТЭЪТБДКЩШТБЗ
– Превосходно, – заявил Ньютон, засовывая письмо в карман.– Материала становится все больше. Теперь наконец можно рассчитывать на какое-то продвижение вперед.
– После трех убийств очень бы хотелось в это верить.
– Четырех, – поправил меня Ньютон.– Вы все время забываете о Джордже Мейси.
– Я не забыл, – ответил я.– Как можно забыть такую смерть? Но по-вашему же указанию я выбросил ее из головы. Во всяком случае, попытался. И все же иногда мне кажется, что его смерть не может быть связана с этими тремя.
Ньютон проворчал в ответ что-то невнятное. Когда мы шагали обратно в его кабинет, он молчал – очевидно, его занимала смерть несчастного майора. Однако мы пошли не по Уотер-лейн, а по Минт-стрит; хотя доктор ничего и не сказал, я понимал, что он больше не хочет встречаться с лордом Лукасом. Я даже слегка приотстал, чтобы не мешать моему наставнику размышлять.
Когда мы добрались до его кабинета на Монетном дворе, я принес по кружке сидра каждому из нас – Ньютон всегда пил его с удовольствием – и еще некоторое время наблюдал за размышлениями доктора. Он уселся в свое любимое кресло у камина, снял парик – верный знак того, что он хочет создать максимально благоприятные условия для своего мозга, – сжал кружевной галстук двумя руками и натянул его концы, словно гарроту, как будто пытаясь выжать что-нибудь полезное из своей головы.