Доминик энергично агитировал провансальцев записываться в Христово воинство, хотя для себя выбрал оружием против еретиков не меч, а слово. Война затянулась надолго, и мечту о создании нового ордена Доминику пришлось на время забыть. Только в 1216 году уже новый папа, Гонорий III, официально разрешил создание ордена проповедников, который позже стали называть орденом доминиканцев, по имени его основателя. И первой их обителью стал дом Петра Челлани в Тулузе. Однако Пруллианский монастырь по праву считали прародителем всех доминиканских монастырей.
Идея Мигеля отклониться от прямого пути успеха не имела.
— Чем дольше мы будем петлять, тем больше вероятность, что наткнёмся на крестоносцев, посланных за нами в погоню, — сказал Пьер. — Надо двигаться вперёд. Недалеко от аббатства Вальс есть несколько тихих деревень. Попробуем там добыть еды. А к Пруллианскому монастырю нам лучше не приближаться.
Ехали с большой осторожностью, избегая больших дорог. Гористая местность давала возможность укрыться в случае опасности. Недалеко от аббатства, например, им попался конный отряд крестоносцев, и если бы не ближайшее ущелье, их обязательно обнаружили бы.
К полудню добрались до реки Хере. Двигаясь вдоль неё, вскоре дошли до небольшой деревни, соседствующей с аббатством Вальс. Заезжать в деревню не стали, послали Мигеля, дав ему денег. Тот быстро вернулся. Хлеб, солёное мясо и кувшин лёгкого вина — всё, что удалось ему добыть.
Путники расположились на отдых.
— Крестоносцы заезжали в деревню, — сообщил он. — На рынке все об этом говорят. А потом направились дальше, в Мирепуа. Но вряд ли остановятся там надолго. Они стараются обходить стороной владения барона Пьера Роже Мирепуа.
— Мой отец был дружен с бароном, — сказал не без гордости Анри. — Говорят, их род происходит от богини луны Белиссене. Всех Мирепуа так и называют — «сыновья луны». Я бывал в замке барона. Мне тогда было лет шесть или семь. Помню, однажды поднялся на самую верхнюю башню, чтобы осмотреть окрестности. Внизу там простирается огромная плодородная равнина, на сочных лугах пасутся стада, а вдалеке виднеется величественный горный пик Святого Варфоломея. По его склонам стекают кристально чистые воды Херса. Эту красивейшую вершину пиренейских гор ещё называют «Горой Преображения». И я видел это преображение своими глазами. Когда зашло солнце, пик окрасился в золотистый цвет, а потом, когда над всей долиной опустилась ночь, Святой Варфоломей ещё долго оставался золотым в закатных лучах. Красота необыкновенная. Был бы я трубадуром, сложил бы песню об этом чуде.
— Красиво вы говорите, сеньор Анри, — восхищённо произнёс Мигель.
— Красиво? Вот послушай, малыш, что значит красиво.
Видать, обласкан ты Фортуной
И самой чистою из жён
Для славных подвигов рождён.
О, как же ты красив и статен!
Ты будешь славен, будешь знатен… [44]
Неожиданно Пьер перебил его, продолжив:
Ты создан волею Творца,
Чтоб ранив женские сердца,
Их дивным исцелять бальзамом
В служении прекрасным дамам.
И оба рассмеялись.
— Я тоже выучу красивые песни трубадуров, — сказал Мигель.
— Будешь петь их прекрасным дамам, — поддержал его Анри.
— Конечно. Когда я вырасту, у меня будет дама сердца. Как у настоящего рыцаря. А у вас, сеньор Анри, есть дама сердца?
— Ну — у… — озадаченно протянул тот и задумался.
Была у него одна красотка в Тулузе, дочь местного трактирщика, с которой он предавался любовным утехам втихаря от её отца. Ему даже иногда казалось, что он любит её. Но чтобы назвать дамой сердца… Нет! Это было бы просто смешно, если бы он, отпрыск благородного рода, посвящал ей песни, хранил верность, совершал ради неё подвиги и оставался преданным до конца своих дней. Вот прекрасная Изольда, дочь знатного вельможи из Каркассона — другое дело. Он встретил её на приёме у барона де Вердюн, куда был приглашён вместе с отцом. Ему даже удалось обменяться с ней любезностями. Неземная красота Изольды покорила его сразу. Он готов был сочинять для неё поэмы, сразиться с целой армией рыцарей, лишь бы она проявила к нему благосклонность. Но эта встреча, увы, оказалась единственной. Изольды он больше не видел. Говорили, что отец увёз её в Арагон, подальше от этой безумной войны в Лангедоке. Быть может, там красавицу уже сосватал какой-нибудь достойный граф или барон. Но её прекрасный облик, конечно, никогда не сотрётся из его памяти.
— Есть ли у меня дама сердца? — переспросил Анри, вздохнув. — Скорее нет, чем да, друг Мигель.
— Как такое может быть? — удивился парень. — Дама сердца или есть, или её нет.
Анри задумчиво пожал плечами.
— Многих война разлучила.
— А у вас, сеньор Пьер?
— Пока не обзавёлся. Но всё ещё впереди.
Мигель понимающе закивал.
— Сеньор Анри, вот вы рассказывали о замке Мирепуа, а я слышал, что раньше, очень давно, на этом месте был Лунный город. Странное название.
— Да. Много лет назад его построили финикийцы. Они добывали золото и серебро где-то у Пиренейских гор. Может быть, поэтому его так назвали. А теперь это место носит название Мирепуа. [45] В реке Хере много рыбы. И на гербе барона тоже изображена рыба, а ещё башни и луна, напоминающая о богине Беллисене, откуда ведёт род барон. Рыбы на гербе — это могучие воды Херса, а башни — рыцарская власть.
Анри рассуждал бы и дальше, но Пьер прервал его, объявив со всей решительностью:
— В Мирепуа мы не пойдём. Туда направились крестоносцы. Лучше двинемся прямо на юг. Вы доберётесь до замка Рокафиссада, а оттуда и до Монсегюра рукой подать. А я вас оставлю. Сверну в Фуа.
Пьер как можно скорее хотел покинуть новых знакомых, хотя, сказать по правде, они начинали ему нравиться всё больше и больше. Но путешествовать с ними было опасно. И боялся он не за себя. Он вёз важное письмо в Монсегюр. Конечно, ни в какое Фуа он заезжать не станет, просто сделает небольшой крюк в сторону города. Дойдёт до реки Арьеж, дальше проследует вдоль неё до Тарасконы, спустится чуть ниже, а оттуда уже в Монсегюр. Эта дорога более или менее безопасна — горная местность, где много пещер и гротов. В случае чего пойдёт ещё ниже по реке до замка Лордат, где начинается долина Сабарте. [46] Одни пещеры Орнольяк чего стоят! Есть где спрятаться, да и запутать следы легко.