Я просмотрел, что пишут о смерти Шалтая в газетах. Сидел себе Шалтай на стене, сидел, потом – раз – упал и разбился на мелкие кусочки. Вся королевская конница, вся королевская рать через минуту были там, но Шалтаю явно требовалось нечто большее, чем просто медицинская помощь. На место происшествия вызвали некоего доктора Фостера из города Глостера, друга Шалтая, хотя мне непонятно, зачем может понадобиться доктор, если ты уже умер.
И вдруг меня осенило – доктор Фостер!
Такое случается в моей работе. Две маленькие мозговые извилины вдруг совпадают и начинают думать в правильном направлении, а через секунду у тебя в руках бриллиант в двадцать четыре карата.
Помните, я рассказывал о клиенте, которого зря прождал на углу целый день, а он так и не пришел? С ним произошел несчастный случай. Я даже не проверил это – не могу позволить себе терять время на клиентов, которые не платят.
Так вот, было целых три смерти. А не одна.
Я снял трубку и позвонил в полицейский участок.
– Это Барабек, – сказал я дежурному. – Могу я поговорить с сержантом О’Греди?
В трубке что-то заскрипело:
– Это О’Греди.
– А это я.
– Привет, коротышка. – Это так похоже на О’Греди, он с самого детства подшучивает над моим ростом. – Ты наконец понял, что смерть Шалтая была случайностью?
– Нет. Я занят расследованием трех смертей. Толстяка, Робина—Красношейки и доктора Фостера.
– Пластического хирурга? Это был несчастный случай.
– Ну, разумеется. А твоя мама была замужем за твоим папой.
Он немного помолчал, потом сказал:
– Если ты звонишь нарочно, чтобы сказать гадость, меня это не развлекает.
– Ладно, умник. Если смерть Шалтая-Болтая и Фостера были несчастными случаями, скажи мне, пожалуйста, одну вещь.
– Кто убил Красношейку Робина? – Я никогда не отличался хорошим воображением, но мог бы поклясться: сейчас он улыбался. – Ты, Барабек. Могу поспорить на свой полицейский значок.
И повесил трубку.
В моем кабинете было холодно и неуютно, и я спустился в бар к Джо, чтобы выпить за компанию стаканчик-другой.
Двадцать четыре дрозда. Смерть доктора. Толстяка. Красношейки Робина… В этом деле больше дыр, чем в швейцарском сыре, и больше концов, чем в обрезанном вязаном свитере. Кстати, с какого боку припеку в нем оказалась знойная мисс Шалтай? Джек и Джил – сладкая парочка. Когда все закончится, может, нам удастся сходить с ней в заведение к Луису, где никто не спрашивает, женаты вы или нет. «Тихий омут», так оно, по-моему, называется.
– Эй, Джо! – позвал я владельца бара.
– Да, мистер Барабек? – Он тщательно вытирал стакан тряпкой, которая когда-то знавала лучшие времена и была рубашкой.
– Ты знаком с сестрой Толстяка?
Он поскреб ногтями щетину.
– По-моему, нет. Сестра… Да, вспомнил, у Толстяка не было сестры.
– Уверен?
– Абсолютно. В тот день, когда у моей сестры родился первый ребенок, я сказал Толстяку, что стал дядей. Он посмотрел на меня и ответил: «А я никогда не стану дядей, Джо. У меня нет ни братьев, ни сестер, вообще никаких родственников».
Если таинственная мисс Шалтай не его сестра, то кто же она?
– Скажи-ка, Джо, ты видел его когда-нибудь с дамой вот такого роста, вот с такими формами? – Мои руки описали в воздухе пару парабол. – Похожей на белокурую богиню?
Он покачал головой.
– Я вообще его никогда с женщинами не видел. В последнее время он таскался повсюду с каким-то докторишкой. Единственное, что его волновало, так это его чертовы животные и птицы.
Я глотнул виски и чуть не подавился.
– Животные? Мне казалось, что он с этим завязал.
– Пару недель назад он появился у меня с целой кучей дроздов, которых учил петь. Может, его из-за них кто-то того…
– Кто?
– Понятия не имею.
Я поставил стакан на стойку:
– Спасибо, Джо. Ты мне здорово помог. – Я протянул ему десять долларов. – Это тебе за информацию. Смотри, не трать все сразу.
В моей профессии шутка – единственный способ не сойти с ума.
Мне осталось сделать лишь один звонок. Мамаше Хаббард. Я нашел уличный автомат и набрал ее номер.
– Буфет мамаши Хаббард – отменные пироги и супы.
– Ма, это Хорнер.
– Джек? Разговаривать с тобой опасно.
– Ладно уж, вспомни старые добрые времена. Кстати, за тобой должок. – Однажды ее буфет обчистили два жулика. Я поймал их и вернул мамаше ее пироги и суп так быстро, что они не успели остыть.
– Ладно. Но все равно, это мне не нравится.
– Ты в курсе всего, что происходит на пищевом фронте, Ма. Что означает пирог с двадцатью четырьмя ручными дроздами внутри?
Она тихо присвистнула.
– Ты что, и вправду не знаешь?
– Если бы знал, не спрашивал.
– В следующий раз почитай разделы дворцовой хроники, мой сладкий. Боже, на этот раз ты взялся за дело не по плечу.
– Брось, Ма. Давай, колись.
– Так случилось, что это особое блюдо было подано за две недели до приезда Короля… Джек? Ты слушаешь?
– Да, Ма, слушаю, – спокойно ответил я. – И теперь все части головоломки сложились воедино. – Я повесил трубку.
По всему выходило, что коротышке Робину-Бобину повезло, и он ухватил самый лакомый кусочек этого пирога.
На улице все еще шел дождь, холодный и нудный. Я вызвал такси.
Через пятнадцать минут из темноты появилась машина.
– Ты опоздал.
– Жалуйтесь в министерство по туризму.
Я сел на заднее сиденье, опустил стекло и прикурил сигарету.
Я ехал во дворец поговорить с Королевой.
Дверь личных покоев Королевы была заперта. Эта часть дворца закрыта для посещения публики. Лично я никогда себя к публике не относил, и поэтому маленький замочек легко поддался. Дверь с огромным красным сердцем оказалась незапертой, я постучался и немедленно вошел.
Королева Сердец была одна. Она стояла у зеркала, держа в одной руке тарелку с печеньем, а другой пудря носик. Обернувшись, она увидела меня, ахнула и уронила тарелку на пол.
– Привет, Королева, – сказал я. – Или тебе удобней, чтобы я называл тебя просто Джил?
Она и без парика была очень даже ничего.
– Вон отсюда! – зашипела она.
– Я не спешу, милашка. – Я сел на кровать. – Сначала мне нужно кое о чем тебе рассказать.
– Говори, я послушаю. – Она незаметно нажала на кнопку тревоги. Я ничего не имел против. По дороге сюда я успел перерезать провода – в моей профессии приходится быть очень предусмотрительным.