— Вы мне скажете, черт побери, что вы собираетесь делать? — спросила я, но не успела договорить, как двое мужчин, подхватив меня с обеих сторон, потащили вниз по лестнице, оставив мою пожилую пациентку с недоуменно разинутым ртом.
Несколькими минутами позже я с опаской разглядывала большой, блестящий темно-рыжий круп лошади на расстоянии примерно шести дюймов от моей физиономии. Проблема прояснилась по дороге в конюшню: Джейми объяснял, Алек сопровождал его слова отдельными замечаниями, проклятиями и междометиями.
Лосганн, гордость конюшни Колума, кобыла, обычно легко производившая на свет жеребят, не могла разродиться. В этом я убедилась и сама: кобыла лежала на боку, время от времени блестящий от пота живот тяжело раздувался, огромное тело сотрясала дрожь. Стоя на четвереньках возле крупа лошади, я видела края влагалища, слегка расходящиеся при каждом сокращении матки, но ничего более существенного не происходило: в отверстии не показывалось ни крошечное копытце, ни влажный нос. Поздний жеребенок, видимо, имел боковое или заднее предлежание. Алек считал, что боковое, Джейми — что заднее, и они на минуту прекратили свой спор, когда я нетерпеливо призвала митингующих к порядку, чтобы спросить, чего же, собственно, они хотят от меня.
Джейми посмотрел на меня как на дурочку.
— Хотим, чтобы ты повернула жеребенка, разумеется, — сказал он терпеливо. — Поверни передние ножки, и он сможет выйти.
— Ах, только-то и всего?
Я взглянула на лошадь.
Лосганн — это элегантное имя в переводе означало «лягушка» — обладала достаточно деликатным сложением для лошади, но тем не менее была весьма крупна.
— Значит, я должна засунуть в нее руку?
Я украдкой глянула на свою руку. Пройти-то она пройдет, отверстие достаточное, но что дальше?
Конечности обоих мужчин были явно слишком велики для такого дела. Конюх Родерик, которому обычно поручались подобные сложные операции, на этот раз участвовать в ней не мог из-за лубка и перевязи моего собственного изобретения на правой руке, которую он сломал два дня назад. Тем не менее Уилли, другой конюх, был отправлен за Родериком — для консультации и моральной поддержки. Он вскоре явился, одетый в одни лишь драные штаны; узкая голая грудь белела в сумраке конюшни.
— Работа трудная, — сказал он применительно и к ситуации, и к тому, что именно я должна его заменить. — Мудреная, понимаете ли. Тут нужна привычка, но и сила требуется немалая.
— Не беспокойся, — доверительно сообщил Джейми. — Клэр гораздо сильнее тебя, малыш. Ты только объясни ей, что искать и как действовать, и она мигом справится.
Я оценила сей глас доверия, но сама была настроена отнюдь не радужно. Твердя себе, что это не сложнее, чем ассистировать при полостной операции, я удалилась в стойло, чтобы сменить платье на брюки и грубую блузу из мешковины, потом намылила жирным дегтярным мылом всю руку — от кисти до плеча.
— Ну что ж, приступим, — буркнула я себе под нос и погрузила руку внутрь.
Места для маневрирования было мало, и я вначале не могла разобрать, что у меня под рукой. Закрыв глаза, чтобы получше сосредоточиться, я начала искать более тщательно и осторожно. Там были мягкие участки и более твердые выступы. Мягкое — это, должно быть, тельце, а твердое — головка или ножки. Мне нужны были ножки, причем именно передние. Постепенно я начала различать, что где, и поняла необходимость не двигать ни одним пальцем во время очередной схватки; необыкновенно сильные мышцы матки сжимали всю мою руку, словно тисками, причиняя сильную боль костям, пока напряжение не ослабевало — тогда я могла продолжать поиски.
Наконец мои пальцы нащупали нечто вполне определенное.
— У меня под пальцами нос! — торжествующе выкрикнула я. — Нашла голову.
— Умница, барышня, умница! Не упусти ее! — похвалил меня Алек, который, скрючившись, суетился возле лошади, поглаживая ее при каждой схватке.
Я скрипнула зубами и уткнулась лбом в лошадиный круп — так сильно мне стиснуло запястье. Отпустило, и я продолжала обследование. Осторожно продвигаясь вверх, нащупала обвод глазницы, лоб, крохотное свернутое ухо. Переждав еще одну схватку, продвинулась по изгибу шеи к плечу.
— Головка прижата к плечу, — сообщила я. — Положение головки правильное.
— Хорошо, — отозвался Джейми, который стоял возле головы лошади и, успокаивая, гладил ее по мокрой от пота шее. — Похоже, что ножки подогнуты под грудь. Попробуй нащупать колено.
Так они и продолжались, эти поиски, это нащупывание в теплой и темной глубине лошадиного тела, рука в этой глубине по самое плечо, она то испытывает чудовищное давление родовых спазмов, то милосердное расслабление и ведет борьбу за достижение цели. Мне казалось, что рожаю я сама — и чертовски тяжелое это было дело.
В конце концов я нащупала копыто, почувствовала его округлую поверхность и очень острый край, еще не касавшийся земли. Изо всех сил стараясь следовать взволнованным, а порою и противоречивым инструкциям моих наставников, я попеременно тянула и толкала, облегчая поворот инертной массе тела жеребенка, подвигая одну ножку вперед, толкая другую назад, обливаясь потом и стеная вместе с лошадью.
А потом вдруг все и получилось. Во время расслабления тельце мягко скользнуло в нужное положение. Не двигаясь, я ждала следующей схватки. Она наступила, и маленький мокрый носик высунулся наружу и вытолкнул мою руку. Крошечные ноздри дернулись, как бы интересуясь новым ощущением, а потом нос исчез.
— В следующий раз он выскочит! — Алек почти танцевал в экстазе, его изуродованная ревматизмом фигура выделывала на сене фантастические антраша. — Давай, Лосганн! Давай, моя милая маленькая лягушечка!
И как бы в ответ на его слова кобыла издала судорожный храп, круп ее резко выгнулся, и жеребенок с мокрыми шишковатыми ножками и огромными ушами мягко соскользнул на чистую солому.
Я откинулась на солому тоже, ухмыляясь совершенно по-идиотски. Покрытая мылом, слизью и кровью, измученная и крепко пахнущая отнюдь не самыми благоуханными частями лошадиного тела, я была в состоянии эйфории.
Сидела и смотрела, как Уилли и владеющий только одной рукой Родерик ухаживают за новорожденным, обтирая его пучками соломы. И радовалась вместе со всеми остальными, когда Лосганн повернулась и лизнула жеребенка, потом осторожно подтолкнула его носом, побуждая подняться на длинные, разъезжающиеся ноги.
— Чертовски хорошая работа, милочка! Просто чертовски!
Алек так и сыпал словами, тряс мою испачканную слизью руку, поздравляя.
Внезапно разглядев, что меня качает из стороны в сторону, что вид у меня весьма непрезентабельный, он приказал одному из конюхов принести воды. Потом обошел меня сзади и положил мне на плечи свои старые мозолистые ладони. Удивительно ловкими и нежными движениями он нажимал на плечи, гладил их, ослабляя напряжение, расправляя зажатые мышцы шеи.
— Ну что, милая? — сказал он под конец. — Тяжелая работа, верно?