Он сел и потянул меня за одну кудряшку; выпрямил ее, и она дотянулась почти до моей груди.
— У моей сестры Дженни волосы кудрявые, но не настолько, как твои.
— У твоей сестры волосы такие же рыжие, как у тебя? — спросила я, пытаясь представить себе, как выглядит эта загадочная Дженни. Джейми, как мне казалось, часто вспоминал о ней.
Он покачал головой, все еще перебирая мои кудряшки между пальцами.
— Нет, у Дженни волосы черные как ночь. Я рыжий в мать, а Дженни у нас в отца. Его называли Брайан Дью, то есть Черный Брайан, за черные волосы и бороду.
— Я слышала, что капитана Рэндолла называют Черным Джеком, — рискнула заметить я.
Джейми невесело рассмеялся.
— Да, это правда. Но это относится к цвету его души, а не волос.
Джейми обратил ко мне посерьезневший взгляд.
— Ты ведь не боишься его, милая? Не бойся.
Он оставил в покое мои волосы и властным жестом обнял меня за плечи.
— Я имел это в виду, — сказал он негромко. — Я защищу тебя. От него и от кого угодно. Буду защищать до последней капли крови, mo duinne.
— Mo duinne? — спросила я, немного обеспокоенная страстностью его слов: я вовсе не хотела быть ответственной ни за одну каплю крови Джейми, будь то последняя или первая.
— Это значит «моя темно-русая».
Он поднес мой локон к губам и улыбнулся с таким выражением в глазах, от которого все капельки моей собственной крови быстрее побежали по жилам.
— Mo duinne, — повторил он тихонько. — Мне так хотелось назвать тебя этими словами.
— Мне всегда казалось, что это скучный цвет волос, — заметила я нарочито трезвым голосом, желая задержать развитие событий. Мне казалось, что они закручиваются быстрее, чем мне бы этого хотелось.
Джейми снова покачал головой, улыбаясь.
— Нет, я бы этого не сказал, англичаночка. Нисколько не нелепый.
Он обеими руками поднял копну моих волос и распустил их веером.
— Они как вода в ручье, когда он прыгает по камням. Темные в глубине волн и блестящие там, где на них попадает солнечный свет.
Я волновалась и дышала чаще обычного, когда, отстранившись от Джейми, нагнулась поднять упавший гребень. Выпрямившись, я обнаружила, что Джейми смотрит на меня твердо и спокойно.
— Я обещал тебе, что не стану спрашивать о том, о чем ты не хочешь говорить, — сказал он. — Я и не стану, но ведь мои собственные заключения я могу делать, верно? Колум предполагал, что ты английская шпионка, но не мог себе представить, что ты при этом не знаешь гэльского. Дугал думает, что вроде бы ты похожа на французскую шпионку, возможно, работающую в пользу Стюартов, но тогда непонятно, почему ты была одна.
— Ну а ты? — спросила я, ей-богу, доведенная до изнеможения всей этой чепухой. — Ты за кого меня принимаешь?
Он наклонил голову к плечу, как бы что-то прикидывая, некоторое время пристально разглядывал меня.
— На первый взгляд ты вроде бы француженка. У тебя тонкие черты лица, это напоминает женщин из Анжу. [30] У французских женщин обычно желтоватые лица, и у тебя кожа словно опал.
Он провел пальцем по моей ключице, и я почувствовала, как теплеет кожа от его прикосновения.
Палец поднялся к лицу, прошелся от виска по щеке и пригладил волосы за ухом. Я оставалась неподвижной, стараясь даже не вздрогнуть, когда его рука коснулась моей шеи сзади, а большой палец щекотнул мочку уха.
— Золотистые глаза, я видел такие однажды — у леопарда. — Джейми покачал головой. — Нет, моя милая, ты похожа на француженку, но ты не француженка.
— Откуда тебе знать?
— Я много разговаривал с тобой и слушал, как ты разговариваешь с другими. Дугал считает тебя француженкой, потому что ты хорошо говоришь по-французски, даже очень хорошо.
— Весьма признательна, — насмешливо поблагодарила я. — А по-твоему, тот факт, что я говорю по-французски, и говорю хорошо, доказывает, что я не француженка?
Он засмеялся и крепче сжал мне шею.
— Vous parlez tres bien, [31] но далеко не так хорошо, как я, — добавил он, переходя с французского снова на английский, причем неожиданно отпустив меня. — Я провел год во Франции после того, как оставил замок, а потом еще два года с армией. Мне легко узнать того, для кого французский язык родной. Для тебя это не родной язык…
Он медленно покачал головой.
— Испанка? Возможно, но откуда же? У Испании нет никаких интересов в наших горах. Немка? Конечно же, нет.
Он пожал плечами.
— Но кем бы ты ни была, англичанам захочется это узнать. Они не желают мириться с присутствием непонятных незнакомцев в то время, когда кланы неспокойны, а принц Чарли того и гляди пустится сюда из Франции на всех парусах. Но приемы их дознаний не слишком мягкие, уж мне-то это хорошо известно!
— Но откуда тебе опять-таки знать, что я не английская шпионка? Дугал так думал обо мне, ты же сам это говорил.
— Это возможно, но ты ведь и по-английски говоришь немного странно. Но если бы ты была англичанкой, с чего бы тебе предпочесть брак со мной, а не возвращение к собственному народу? И это еще одна причина, по которой Дугал заставил тебя выйти за меня, — чтобы проверить, не сбежишь ли ты, когда дело дойдет до точки.
— Но я не сбежала. И что же это доказывает?
Он засмеялся и откинулся спиной на кровать, загородив рукой глаза от света лампы.
— Дьявол меня забери, если я знаю, англичаночка. Дьявол меня забери. Я не могу придумать для тебя никакого разумного объяснения. Может, ты из маленького народца? — Он покосился на меня из-под ладони. — Нет, думаю, не так, ты для этого слишком крупная.
— А ты не боишься, что я, неизвестно кто такая, убью тебя ночью, пока ты будешь спать?
Он не ответил, но отвел руку от глаз, и улыбка его расплылась очень широко. Я подумала, что глаза он унаследовал от Фрэзеров: они не были глубоко посажены, как у Маккензи, но расположены под необычным углом, а из-за высоких скул казались немного приподнятыми.
Не поднимая головы, он распахнул рубашку, так что грудь оказалась открытой чуть ли не до пояса. Вытащил из ножен кинжал и бросил его мне. Сталь звякнула о пол у моих ног.
Он снова прикрыл рукой глаза и закинул голову назад, открыв горло до того самого места, где уже не росли волоски его немного отросшей бородки.
— Рази сюда, прямо под грудную кость, — посоветовал он. — Быстро и аккуратно, хоть это и требует немалой силы. Перерезать глотку легче, но это очень грязно.