Book.

Как правило, большинство гостей города экскурсоводы сразу по прибытии сплавляли в гигантские магазины, где складировалось в основном то, что ценности не имело. Но работники всегда подмешивали в дешевый товар небольшие «изюминки», чтобы и здесь удачливый турист мог найти что-нибудь «вкусненькое». Когда он ликующе размахивал книгой и во все горло радовался смехотворной цене, магазин получал самую действенную рекламу. Со скоростью лесного пожара распространялся слух, что там-то и там-то за несколько пир купили первоиздание «Маячка в полумраке» Монкена Миксунда, и ночь напролет магазин кишел покупателями, надеющимися на сходную удачу.

Обслуживающие массового потребителя универмаги замуровали или заставили свои входы в лабиринт стеллажами, чтобы ни один покупатель не мог забрести туда по ошибке. Но достаточно отойти всего на пару улочек от туристических троп и дешевых кофеен, и уже делалось интереснее. Магазинчики становились все меньше и, как правило, узкой специализации, фасады — артистичнее, а выставляемые книги — древнее и дороже. Отсюда можно было спуститься в ограниченные участки катакомб. Верно подмечено: в «ограниченные участки», так как эти лавки позволяли своим клиентам зайти лишь на несколько этажей вниз, там уже проходы тоже были замурованы или заставлены. Так вполне возможно было заблудиться на несколько часов в туннелях, но рано или поздно всякий находил дорогу назад.

Если зайти в центр города еще дальше, дома становились все старее, магазинчики — все меньше, а туристы встречались все реже. В тамошних книжных приходилось иногда звонить в колокольчик или стучать дверным молотком, чтобы тебя впустили. Но отсюда можно было попасть в настоящие катакомбы. Если покупатель не был известным охотником за книгами, работники магазина его предостерегали, подробно рассказывали об опасностях и обращали внимание на то, где внизу можно добыть факелы, масляные лампы, провиант, карты и оружие. Здесь предлагали купить мотки крепкой бечевки километровой длины, один конец которой привязывали к крючку в магазинчике: тогда искатель приключений мог пуститься в поход без особого риска. Другие магазинчики предоставляли обученных подмастерьев, хорошо знавших определенные участки катакомб, — иными словами получались «блуждания с гидом».

Все это я прочел в книге Дождесвета, и потому даже мелкие, неказистые лавочки превращались для меня во врата в таинственный мир, но я уговаривал себя, что пока рано покидать город на поверхности. Мне предстояло особое дело: я шел в антикварный магазинчик Фистомефеля Смайка по адресу переулок Черного Человека, 333.

По пути я очутился на большой площади — непривычное зрелище после узких улочек и зажатых домами переулков. Еще необычнее показалось мне то, что она не была мощеной и повсюду в земле зияли большие ямы, среди которых бродили туристы. Только потом, когда я увидел, что ямы не пусты, меня осенило: это же печально известное Кладбище забытых писателей!

Так прозвала площадь молва, официально она носила прагматичное имя Ямная площадь. Это была малоприятная достопримечательность Книгорода, — даже Данцелот рассказывал о ней, понизив голос. О настоящем кладбище говорить не приходилось, никто тут похоронен не был, во всяком случае, в обычном смысле этого слова. В ямах-норах обитали те писатели, которые не могли позволить себе крышу над головой. Они сочиняли на потребу туристов — за бросаемую им мелочь.

Я поежился. Ямы действительно напоминали свежевырытые могилы — и в каждой прозябал писатель-неудачник. Они были одеты в грязную рванину или завернулись в старые одеяла и писали на оборотах уже использованной бумаги. Норы служили им жилищем, и по ночам или в непогоду они вынужденно накрывали свои обиталища досками. Ниже этого замонийскому писателю пасть уже некуда, передо мной предстал кошмар всех членов пишущей братии.

— Мой брат — кузнец, — крикнул в одну из ям турист. — Напиши мне что-нибудь про подковы.

— Мою жену зову Грелла, — кричал другой. — Стихи для Греллы, пожалуйста.

— Эй, писака! — горланил третий наглец. — Сочини-ка мне что-нибудь.

Ускорив шаг, я поспешил пересечь площадь. Я знал, что здесь застряли также и писатели со славным прошлым, и по возможности старался вообще не заглядывать в ямы. Но это оказалось не так-то просто: словно по принуждению я бросал взгляд по сторонам. Глумящиеся дети кидали на головы беднягам песок и камни. Один пьяный упал в яму, и, гомоня, друзья вытаскивали его оттуда, в то время как с другого края мочился пес. Ничего этого поэт в яме не замечал, только писал себе стихотворение на куске картона.

А потом случилось ужасное: я узнал соплеменника! В одной яме обретался Овидос Стихогран, один из кумиров моей юности. Я сидел у его ног, когда он устраивал свои любимые всеми в Драконгоре поэтические чтения. Позднее он отправился на чужбину, чтобы стать знаменитым писателем и прославиться на весь свет, и после, м-да… после о нем больше не слышали.

Написав для пары туристов сонет, Стихогран зачитал его хриплым басом, а они глупо захихикали и бросили ему мелочь. В ответ он многословно их поблагодарил, показав при этом гнилые зубы. Тут он вдруг увидел меня и в свою очередь признал соплеменника. Его глаза наполнились слезами.

Я отвернулся и решил покинуть это зловещее место. Ужасно, до чего можно дойти! Наша профессия не обещает обеспеченного будущего, успех и провал идут бок о бок. Мне захотелось поскорей убраться с Кладбища забытых писателей. Я едва не побежал.

Остановившись, наконец, я огляделся по сторонам и понял, что опять очутился в каком-то убогом переулке. По всей видимости, туристические кварталы остались далеко позади, так как уже не было приличных домов и ни одного книжного, только дрянные развалюхи, из которых доносились пренеприятнейшие звуки. В дверных проемах маячили закутанные по глаза личности, одна из которых, когда я проходил мимо, зашипела:

— Пст… Разгром не желаете?

Ах ты, батюшки! Я попал в Ядовитый переулок! Это уже была не достопримечательность, а то место Книгорода, которого в принципе следовало избегать, если у тебя сохранилась хотя бы тень порядочности. Ядовитый переулок, пресловутое пристанище паршивых критиков! Здесь обитало истинное отребье Книгорода: самозванцы от литературы, за плату писавшие разгромные рецензии. Здесь можно было нанять ядовитые перья и натравить их на неугодных коллег по ремеслу, — если, конечно, тебе необходимы такие методы и у тебя нет ни грана совести. Критики затем преследовали свою жертву, пока окончательно не уничтожат ее карьеру и доброе имя.

— Полного разгрома не желаете? — прошептал пасквилянт. — Я работаю на все крупные газеты!

— Нет, спасибо, — ответил я и с трудом подавил порыв схватить негодяя за горло, но все-таки не удержался от замечания: — Как же ты, отбросная тварь, смеешь поливать труд честных писателей грязью, из которой сам вылез? — накинулся я на него.

Закутанный издал противный чавкающий звук.

— А ты кто такой, что смеешь меня оскорблять? — тихо, но внятно спросил он.