Однако скоро я отказался от тщетных попыток: просто не видел никакой возможности собственными силами выбраться из стеклянного сосуда. Гадкий ухощип из соседней бутыли рассматривал меня с жадностью и, чавкая, расхаживал по ближайшей ко мне стенке. Мое счастье, что его бутыль забрана решеткой, иначе он уже явился бы мной полакомиться.
— Эй там! — окликнули меня сверху. — Посмотри наверх.
Я поднял глаза. С полки надо мной Гомунколосс спускал в бутыль веревку. Пошире расставив на горлышке ноги, он заглянул внутрь.
— Ну что, — с упреком сказал он, — опять попал в переплет, да?
Прежде чем я успел осыпать его встречными упреками, конец веревки уже стукнулся о стеклянное донышко.
— Обвяжись поперек туловища, — посоветовал он. — А остальное предоставь мне!
Я подчинился. Без рывков и даже видимых усилий, будто я весил не больше мешка пуха, Гомунколосс вытащил меня наверх и опустил на полку. Потом сам соскользнул с горлышка вниз и приземлился на ноги.
— Ну вот, — сказал он. — Теперь приберемся в подвале.
Подойдя к бутыли с жутким ухощипом, он навалился на нее плечом и с удивительной легкостью столкнул за край полки. С громким звоном бутыль разбилась о каменный пол. Подбежав к краю полки, я заглянул вниз. Жуткий, но нисколько не пострадавший ухощип выбирался из осколков.
— Ты с ума сошел? — закричал я. — Разве ты не знаешь, насколько опасны эти твари?
— Конечно, знаю, — отозвался Гомунколосс и принялся сталкивать следующую бутылку. Она разлетелась с таким звоном, будто с неба рухнул целый стеклозавод, и из руин выползла толстая черная змея.
— На шум придет великан! — закричал я.
— Хотелось бы надеяться.
Гомунколосс сбросил третью бутылку. Снова грохот и звон, и на свободу выбрался хрустальный скорпион. Издалека послышалось встревоженное гудение исполинского ученого.
Тем временем Гомунколосс, вооружившись золотой иглой, воспользовался ею как рычагом, чтобы опрокинуть еще бутылку, которая как кегля повалилась на следующую и столкнула ее тоже. Покатившись вместе с полки, они разом разбились об пол. Я даже смотреть не стал, какие кошмарные твари получили свободу.
— Что ты наделал? — набросился я на Гомунколосса. — Как мы теперь отсюда выберемся?
Но он не обращал на меня внимания, а напряженно рассматривал противоположную полку. Творившееся там явно ему нравилось. Воодушевленные его вандализмом, звери подпрыгивали и метались, били крыльями, бегали или налетали на стены, чтобы самим опрокинуть свои тюрьмы. Нескольким это удалось, и еще четыре или пять бутылок разбились о пол.
Теперь помещение заполнилось ядовитым шипением, щелканьем челюстей и биением крыльев. Посередине с воинственным гудением носилось гигантское красное насекомое, похожее на кузнечика.
В дверях появился рассерженный великан и всеми хоботками стал яростно втягивать воздух. Его мембраны раздраженно задвигались, распространяя одурманивающую вонь.
— Нам конец! — крикнул я. — Мы все сейчас упадем в обморок.
— Не паникуй, — сказал Гомунколосс. — Давай понаблюдаем.
Истерически свистя и трубя, великан проковылял до середины помещения, где на него разом набросились освобожденные твари. Жуткий кузнечик опустился ему на голову ногами-присосками и стал клювом долбить мембрану. Фиолетовый комар впился длинным хоботом в другую. Хрустальный скорпион жалил хвостом серую плоть.
Великан оборонялся как мог, непрерывно трубил оглушительным басом, его бешено колышущиеся мембраны неустанно распространяли одурманивающий запах. Но жуткие твари продолжали нападать на него — со всех сторон и всеми доступными им средствами. Черная змея обернулась вокруг одного хобота и попыталась его раздавить, чудовищная крыса-переросток драла клыками другой. Великан натолкнулся на стеллаж и попытался за него уцепиться, но лишь свалил на пол еще несколько бутылок. Из осколков поднялись новые страшные насекомые с ярко раскрашенными крыльями и ядовито-зелеными жалами.
Теперь великан издавал только беспомощный, почти жалобный свист — он все больше и больше слабел.
Дурманящая вонь достигла нашей полки — я боролся с головокружением.
— Пойдем отсюда, — сказал Гомунколосс и, схватив меня за плащ, потащил к трещине в стене сразу за шкафом. Трещина оказалась выше моего роста, и когда он меня подтолкнул, я пролез в нее без малейшего труда.
— Этот проход ведет из подвала наверх, — объяснил он. — Мы достаточно насмотрелись.
В виде исключения я был совершенно с ним согласен.
— Вот теперь, — сказал Гомунколосс, — ты кое-что пережил. Начинай писать.
Мы снова сидели в тронном зале замка Тенерох, тяжелый подъем из подвала остался позади.
— Что? — переспросил я.
— Ну, не прямо сейчас, — уступил Гомунколосс. — Завтра. Утром сядешь и напишешь. Рассказ выйдет на славу!
— Непременно, — пообещал я. — А ты знал, что на самом деле замок Тенерох — верхушка вентиляционной системы?
Гомунколосс наградил меня долгим взглядом.
— Ты многому научился, — сказал он, помолчав.
— Нет, нет, я не выдумываю. Замок — это верхушка древней вентиляционной системы великанов. С его помощью они загоняют в свои владения воздух. Вот и вся его тайна.
— Конечно, конечно, — улыбнулся Гомунколосс. — Мне бы твою фантазию! Обязательно включи это завтра в свой рассказ. Поистине хорошая находка!
На следующий день я проснулся отдохнувший и, хотя все тело у меня ломило, сразу взялся записывать пережитое.
Разложив перед собой перья, чернильницу и бумагу, я задумался, с чего начать.
М-да, с чего начать? С того места, когда Тень-Король исчез? Но тогда сперва пришлось бы его описать. А он личность непростая, потребуется много труда. Не лучше ли сперва объяснить, как я вообще сюда попал? Но для этого пришлось бы зайти далеко в прошлое, начать со смерти Данцелота. А это уже не рассказ, а целая книга.
Гм. Может, пусть будет яркая зарисовка, блестящая виньетка в жанре хоррор? С того момента, как я очнулся в бутыли? «Я пришел в себя на дне бутыли». Интригующее начало, после такого никто читать не бросит!
Хорошо. Значит, надо дать подробное описание гигантских насекомых, вот уж истинный хоррор. Итак, вперед!
Но не успел я взять перо, как началось бешенное сердцебиение, и рука у меня задрожала. Я же был на волосок от смерти! Какое ужасное испытание, какие пугающие картины! Вонь великана въелась в мой плащ, его странный музыкальный свист и трубные звуки еще звучали в ушах. При одном только воспоминании о нем меня прошиб холодный пот.