Кипя возмущением, я несколько упустил нить разговора, и вдруг внизу кто-то рассмеялся — мелодично, как смеются женщины. Люди, чей разговор я по воле случая подслушал, начали прощаться и расходиться.
Остались двое, и тут я услыхал буквально следующее:
— Итак, нам удалось привлечь к делу людей из царского окружения. Теперь, что бы ни случилось, власть во всяком случае окажется под ударом.
— Это верно.
— Мы приложили много стараний, Освальд. Позаботьтесь, чтобы наши столь прекрасные планы не разрушил один неподходящий к делу человек. Я не доверяю этому восторженному идиоту Пуришкевичу. Он так привык болтать языком в Государственной Думе, что, полагаю, не удержит язык за зубами. Постарайтесь избавиться от него поскорее.
При этих словах меня словно громом поразило: Освальд!
Я знаю только одного Освальда, вхожего в дом князя Дмитрия, — и это Освальд Рейнер, статус которого и положение в России мне совершенно не ясны до сих пор. Никто не знает, кто он такой. Даже доктор Маккингсли, с которым он вроде бы приятельствует.
Итак, здесь, в доме, затевается какой-то заговор против законной власти, и какой-то англичанин имеет в этом кругу руководящую роль? Наравне с представителями аристократии и высших чиновников государства?!
Это чудовищно, если так. Но я не могу в это поверить. Я надеюсь, что это недоразумение. Мое плохое знание русского языка подвело меня. Ведь половины сказанного я не понял.
Моя дорогая Дженни, я теперь в растерянности и совершенно не понимаю, не знаю, что предпринять.
Полагаю, я должен поговорить с кем-то, спросить совета. Но к кому обратиться?
Я растерян, Дженни, растерян.
Береги себя, береги здоровье свое и папы.
Всегда твой Юджин.
1 января 1917 г.
Моя дорогая Дженни!
Получила ли ты мое рождественское поздравление? Я отправлял открытку три недели назад. Писем от тебя нет, но я уверен, что в этом виноваты местные беспорядки.
В городе неспокойно. Все переменилось как-то вдруг, или, возможно, я только теперь заметил, что вокруг творится неладное.
Мы стараемся реже выходить из госпиталя. В городе начались перебои с поставками продовольствия — нас это не затрагивает, нас очень хорошо снабжают: и Английская миссия, и посольство заботится,— но простые горожане ужасно раздражены и, как сообщают газеты, бунтуют, разграбляя время от времени продовольственные лавки.
Целый месяц я в полном молчании сохранял тайну о том странном подслушанном мною разговоре. Во-первых, потому что не вполне понял его содержание. А во-вторых… Но ты и сама понимаешь, Дженни, что во время войны иностранцу в чужой стране, хоть бы даже и союзной нам, болтать направо и налево опасно.
О Боже! Пока я обдумывал свое письмо к тебе, пришел О'Брайен со свежей газетой в руках. На первой полосе — омерзительные фотографии. В Малой Неве обнаружено тело Григория Распутина, того странного мистического старца, который один мог вылечивать приступы кровотечения у маленького наследника империи. После его смерти некому будет лечить принца.
В газете пишут, что императрица убита горем из-за гибели этого старца, которого в царской семье называли ласково «Другом Семьи».
Ах, Дженни, теперь я все понял. Головоломка сложилась сама по себе, как только сошлись все факты и обстоятельства.
Пришел Гараев — он улыбается, жмурясь, как довольный кот. На снимки мертвого изуродованного тела — старца Распутина убили несколькими выстрелами, причем один пришелся в спину — этот русский аристократ смотрит с той же презрительной насмешкой, что и на все кругом.
Он говорит, что старец был прелюбодеем и развратником, и смерть его — благо для страны.
— Вот теперь-то все начнется! Наконец начнется…
Он счастлив, он доволен зверским убийством.
Я возмущен: даже если старец этот не образец святости, разве можно убивать людей за их грехи? Где же ваша христианская вера?
Гараев поджал губы, неопределенно пожал плечами и вышел.
Я потрясен. Есть ли хоть что-то святое для этих интеллигентных образованных чудовищ?
Только теперь до меня дошло, какими неблаговидными делами заняты здесь некоторые из моих соотечественников. Я понял, к чему тут все велось и для чего понадобились эти замеченные мною маскарады двойников. К тому же я теперь знаю имена всех участников заговора. Так неужели я могу промолчать?
Дорогая Дженни! Я не политик и не агент-разведчик. Всего лишь обычный врач. Но я честный человек.
Когда мы воевали с бурами и покойного героя войны Китченера обвиняли в излишней жестокости к населению за устройство концентрационных лагерей — я был готов принять и оправдать его поступки военной необходимостью, ведь это было открытое противостояние.
Но закулисные убийства, расшатывание и подрыв устоев государственной власти ради временной политической выгоды? Нет. Как истинный английский джентльмен такой подлости я одобрить и принять не могу. Я должен непременно кому-то рассказать все, что знаю.
Я обязан это сделать. И я уже придумал, как поступить. Последние несколько дней в городе только и говорят о Петроградской конференции Антанты. Мы все с нетерпением ждем прибытия англичан, в особенности нашего военного министра, лорда Милнера. Я уверен, этот достойный человек, государственный деятель и англичанин даст мне наилучший совет.
Для удобства дела я изложил все известные мне обстоятельства на бумаге и, заклеив конверт, спрятал до поры в своей комнате, в особом укромном месте. Я очень подробно изложил все, что видел и слышал в доме князя Дмитрия. Особенно те случаи, когда мне удавалось наблюдать явление двойников. Уверен, что эти маскировки устраивались для отвода глаз, ради избавления от слежки и, возможно, для алиби.
Тот, кто изучит мои записки, получит ключ ко всем делам заговорщиков.
Не волнуйся за меня, дорогая Дженни, я буду предельно осторожен.
Береги себя и папу. Выполнив задуманное, я сообщу тебе письмом свои дальнейшие новости.
Любящий и навеки твой, Юджин Гарденс.
27 февраля 1917 г., Петроград,
посольство Королевства Великобритания
Уважаемая миссис Джейн Гарденс!
Мы получили ваш новый запрос относительно вашего мужа, направленного нашей союзнической миссией на работу в английском госпитале.
С прискорбием сообщаем вам, что м-р Гарденс мертв.
Нам пришлось предпринять особые усилия, чтобы установить местонахождение его тела. Пару недель назад доктор Гарденс покинул госпиталь и с того момента на службе больше не появлялся.
Английская миссия официально обратилась в Охранное отделение. Согласно донесению полицейских, тело м-ра Гарденса, подданного Британской короны, было найдено обывателями в Петрограде на углу Итальянской и Садовой улиц. Обстоятельства его смерти неизвестны. Коллеги опознали м-ра Гарденса: увы, это именно он, а не «подставное лицо», как вы пишете.