— Оно прекрасно! — Шарлотта захлопала в ладоши и наклонилась вперед. Ее карие глаза блестели от восторга. — Тесса, этот цвет так тебе подходит.
Тесса покрутилась перед зеркалом. Золото придавало так необходимый румянец ее щекам. Корсет в форме песочных часов, изгибался везде, где надо, а механический ангел вокруг ее шеи успокаивал ее своим тиканьем. Под ним висел нефритовый кулон, подаренный Джемом. Она удлинила цепочку, чтоб можно было одновременно носить и то и другое.
— Вы не думаете, возможно, что кружевных украшений слишком много?
— Нет, нисколько! — Шарлотта откинулась назад, бессознательно придерживая свой живот. Она была всегда худой — тощей, честно говоря и поэтому не нуждалась в корсетах, сейчас же, когда она собиралась родить ребенка, она начала носить свободные платья, в которых она выглядела как маленькая птичка. — Это день твоей свадьбы, Тесса. Когда, как не сейчас их носить. Только представь себе это.
Тесса не одну ночь занималась этим. Она до сих пор не была уверена где они с Джемом будут венчаться, Совет все еще обсуждает их ситуацию. Но думая о свадьбе она представляла себя только в церкви, идущей по проходу под руку с, возможно Генри, и не смотрящей никуда, кроме как вперед, на своего суженного, как это и полагается невесте.
Джем будет в униформе — не в той, которую носит на службе, а в специально сшитой по этому случаю: черной с золотыми полосами на манжетах, и золотыми рунами по вороту.Он будет выглядеть таким молодым. Они оба еще молоды. Тесса знала, что обычно не выходят замуж в семнадцать или восемнадцать лет, но у них заканчивалось время. Время жизни Джема, прежде чем оно закончится.
Она приложила руку к горлу и почувствовала знакомую ей вибрацию механического ангела, его крылья царапали ей ладони.
Швея посмотрела на нее с тревогой. Она была примитивной, не нефилимом, но могла видеть их, как и все, кто служил Сумеречным охотникам.
— Если вы хотите кружева можно убрать, мисс?
Прежде чем Тесса смогла ответить, раздался стук в дверь, и знакомый голос из—за неё.
— Это Джем. Тесса, ты здесь?
Шарлотта резко выпрямилась.
— Оу! Он не должен видеть тебя в платье!
Тесса ошеломлённо остановилась.
— Это ещё почему?
— Это примета Сумеречных охотников — к несчастью! — Шарлотта поднялась на ноги. — Быстро! Прячься за шкафом!
— За шкаф? Но ... — Тесса с взвизгом осеклась, так как Шарлотта схватила её за талию и затолкала её за шкаф, как полицейский особо опасного преступника.
Освободившись, Тесса отряхнула платье и скорчила гримасу Шарлотте, и они обе выглянули из—за шкафа, тогда швея, бросив на них недоумённый взгляд, открыла дверь.
Серебристая голова Джема появилась в проёме. Он выглядел немного растрёпанным, а его пиджак сидел криво. Он недоумённо оглянулся и его взгляд упал на Шарлотту и Тессу, наполовину скрытых за шкафом.
— Слава богу, — сказал он. — Я понятия не имел, куда вы все подевались. Там внизу Габриель Лайтвуд устроил ужасный скандал.
* * *
— Напиши им, Уилл, — сказала Сесилия Херондейл. —Пожалуйста. Только одно письмо.
Уилл отбросил темные волосы назад и посмотрел на неё.
— Поставь свои ноги в позицию — всё что он ответил. Он поставил отметки, кончиком кинжала. — Здесь и здесь.
Сесилия вздохнуа, и переставила ноги. Она знала что стоит в неправильной позиции — она делала это специально, чтобы раздражать Уилла. Это очень раздражало её брата. Это напомнило ей то время когда ему было двеннадцать лет. Даже тогда, отважившись сделать что—нибудь, например, залезть на крутой склон крыши их усадьбы, приводили к одному и тому же: сердитому синему пламени в глазах, сжатой челюсти, и, иногда, Уилл со сломанной ногой или рукой в итоге. Конечно, этот брат, почти взрослый Уилл, был не тем братом, которого она помнила с детства. Он вырос более взрывным и замкнутым. У него имелась вся красота их матери и все упрямство отца — и, как она и боялась, склонность его отца к порокам, о котором она догадалась по шепоту людей из Института.
—Подними свой клинок,— сказал Уилл.
Его голос был холодным и профессиональным, как у ее гувернантки. Сесилия подняла его. У нее заняло некоторое время, чтобы привыкнуть к ощущению такой одежды на своей коже: свободным брюкам и тунике с ремнем на поясе. Сейчас она в ней двигалась так свободно, как ни в одной, самой широкой ночной рубашке.
— Я не могу понять, почему ты не можешь написать письмо. Одно письмо.
—Я не могу понять, почему ты не можешь отправиться домой,—сказал Уилл. — Если ты согласишься вернуться в Йоркшир сама, ты сможешь перестать беспокоиться о наших родителях и мы сможем договориться.
Сесилия прервала его, слушая эту речь в тысячный раз.
— Ты хочешь заключить сделку, Уилл? Она была примитивной, не нефилимом, но могла видеть их, как и все, кто служил Сумеречным охотникам. Сесилия чувствовала удовлетворение и немного разочарования, увидев блеск в глазах Уиллла, точно такой же, как и у их отца, когда джентльмену предлагают ставку. Мужчины такие предсказуемые.
—Какую сделку?— Уилл сделал шаг вперед.
На нем был пиджак; Сесилия могла видеть закрученные метки на его запястьях и руну памяти на его горле. Ей потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть, к тому что руны не являются чем—то, что уродует тело, но всё же она привыкла к ним, потому что сама их использовала, привыкла к гулком эху в залах Института, к его своеобразным обитателям.
Она указала на стену перед ним. На древнюю чёрную мишень с яблочком в центре, нарисованную на стене.
— Если я трижды попаду в центр, ты напишешь письмо маме и папе и расскажешь им как обстоят твои дела. Ты должен рассказать им о проклятии и почему ты покинул их.
Лицо Уилла закрылось, словно дверь, как обычно, когда она просила его об этом.
— Но, ты никогда не попадешь в нее трижды, ни разу не промахнувшись, Сеси.
— Ну тогда это не должно быть для тебя проблемой Уилльям.
Она использовала его полное имя. Она знала, как его раздражало, когда она так делала. Единственный, кому он это прощал, был его лучший друг, точнее, его поработай. Она начала учиться называть вещи правильными именами попав сюда. Джем делал это как то поособому, даже с любовью, поэтому Уилл прощал его. Возможно, это произошло потому что он все еще думал о ней как о маленькой девочке, которая ходила за ним на своих пухленьких ножках и со своим Уэльским акцентом называла его Уиллом Она никогда не называла его -Уильям-, только -Уилл- или его уэльским именем -Гвилим-.
Он сузил глаза, его темно—голубые глаза, точно такого же цвета, как и ее собственные. Когда их мать ласково говорила, что Уилл будет разбивателем сердец, когда вырастет, Сесилия всегда смотрела на нее с сомнением. У Уилла были худые руки и ноги, и все время растрепанный и грязный вид. Теперь она понимала ее. Когда она впервые зашла в столовую, то в изумлении подумала: -Этот парень не может быть Уиллом-, У него глаза матери. И когда он перевел свой взгляд на нее, то в нем ясно читалась злость. Он нисколько не был рад ее увидеть. И где тот худой мальчик из ее памяти, с дикими, запутанными волосами, как у цыгана и листочками в его одежде, теперь на его месте стоял этот высокий, пугающий человек. Слова, которые она хотела сказать, растворились на ее языке, соответствуя ему, как блик к блику. И это выглядело так, как будто Уилл едва выносил ее присутствие, словно она была камнем в ботинке, доставляя незначительное раздражение.