– Подслушиваешь, вампир?
– Бесит, когда меня так называют. У меня имя есть.
– Запомню. Пройдет сто лет, двести, и в конце концов останемся мы с тобой… – Магнус задумчиво посмотрел на Саймона. – Только мы с тобой и останемся.
Саймон будто оказался в кабине лифта, который падает вниз с высоты в тысячу этажей. Невозможно было поверить, что он навсегда застрянет в шестнадцати годах, а все знакомые и близкие: Клэри, Джейс – вырастут, обзаведутся детьми, состарятся и умрут. Саймон просто отмахивался от этой мысли.
Только сначала кажется, что оставаться шестнадцатилетним круто. Стоит лишь призадуматься, как перспектива перестает быть радужной.
Глаза Магнуса приобрели ясный золотисто-зеленый оттенок.
– Не очень-то весело смотреть в лицо вечности, правда?
Ответить Саймон не успел – вернулась Мариза.
– Где Алек? – Она озадаченно огляделась.
– Отправился за Изабель, – сказал Саймон, опередив Магнуса.
– Хорошо. – Мариза разгладила несуществующие складки на жакете. – Если не возражаете…
– Я поговорю с Камиллой, – произнес Магнус. – Наедине. Если хотите, после загляну в Институт.
– Ты знаешь, о чем ее спрашивать? – нерешительно спросила Мариза.
Даже глазом не моргнув, Магнус ответил:
– Я знаю, как с ней говорить. Если она и хочет что-то сказать, то скажет это мне.
И он, и Мариза, казалось, забыли про Саймона.
– Мне тоже уйти? – спросил он, прерывая зачинающийся спор.
– Ах да, – опомнилась Мариза. – Спасибо, что помог, Саймон. Ты больше не нужен, иди домой, если хочешь.
Магнус не сказал ничего. Пожав плечами, Саймон направился к ризнице и у самой двери обернулся. Мариза с Магнусом вновь о чем-то заговорили, в то время как страж, готовый уйти, приоткрыл двойные двери.
Лишь Камилла помнила о присутствии Саймона. Уголки ее губ слегка приподнялись, а в глазах мерцал многообещающий блеск.
Выйдя из Святилища, Саймон прикрыл за собой дверь.
* * *
– И так каждую ночь. – Сидя на полу, Джейс подтянул колени к груди и свесил руки. Кинжал валялся на кровати, и Клэри на всякий случай – больше для спокойствия самого Джейса – накрыла рукоять ладонью. Силы, казалось, покинули Джейса, голос звучал сухо, да и сам он будто говорил с Клэри издалека. – Снится, как ты приходишь ко мне, и мы… начинаем то, что не закончили сейчас. А потом я режу тебя, душу, колю, и ты умираешь, глядя на меня своими зелеными глазами. И твоя жизнь утекает у меня сквозь пальцы.
– Это просто сон, – нежно ответила Клэри.
– Который только что сбылся. Я в полном сознании взял оружие.
Чистая правда.
– Боишься, что сходишь с ума? – спросила Клэри.
Медленно покачав головой, Джейс убрал упавшую на глаза челку. Волосы у него отросли, совсем за собой не следит. И верно, когда ему? Клэри не обращала внимания на синяки под глазами у Джейса, на обгрызенные ногти, изможденный вид. Ее куда больше занимало, любит он ее или нет.
– О своем рассудке я не больно забочусь. Больше боюсь навредить тебе. Боюсь, что яд, отравляющий мои сны, просочится в явь, и… – В горле у него будто замкнуло.
– Ты не сможешь причинить мне боль.
– Я взял в руки оружие! – Джейс мельком глянул на Клэри. – Если раню тебя… Нефилимы часто гибнут молодыми, это всем известно. Ты хочешь стать Охотницей, и я не могу тебе запретить. Не мне отговаривать тебя, потому что я сам рискую жизнью. Врать, будто мне можно рисковать, а тебе – нет? Кем бы я был! И вот порой я стал задумываться: что будет, если тебя не станет? Спорю, ты задумывалась о том же.
– Я знаю, что будет, – ответила Клэри, вспомнив берег озера Лин, меч и песок, пропитанный кровью Джейса. Он погиб, и, хоть Ангел возвратил его, Клэри пережила самые страшные минуты своей жизни. – Я хотела умереть и в то же время знала: сдавшись, я бы тебя подвела.
Джейс изобразил бледное подобие улыбки:
– Те же мысли посещали и меня. Одному мне не жить, но руки я на себя не наложу, потому что желаю быть с тобой и после смерти. С самоубийцей ты не заговоришь ни в одной из жизней. Я бы продолжал земной путь, стараясь жить как можно полнее, до самой встречи с тобой. Однако, если я сам причиню тебе боль, если стану причиной твоей гибели, от самоубийства меня не удержит ничто.
– Не говори так. – Клэри до самых костей пробрал озноб. – Почему сразу не признался?
– Я не мог рассказывать о таком, – не терпящим возражений тоном ответил Джейс.
– Почему?
– Я считал себя Джейсом Лайтвудом, надеялся вытравить из себя отцовское воспитание. Теперь думаю, что люди не меняются, и я навсегда останусь Моргенштерном, сыном Валентина. Он растил меня десять лет, подобные пятна из жизни вывести невозможно.
– По-твоему, всему виной отец? – спросила Клэри, припомнив слова Валентина в пересказе Джейса: «Любовь убивает». Странно называть Валентина отцом Джейса, ведь кровного родства между ними нет. В ее, Клэри, жилах есть кровь Валентина, хотя себя она никогда не считала его дочерью. – И это ты хотел от меня утаить?
– Кроме тебя, мне никого и ничего не нужно. Может, Джейс Лайтвуд и заслуживает желаемого, зато Джейс Моргенштерн – нет. Где-то в глубине души я знаю это, иначе не пытался бы разрушить наше счастье.
Сделав глубокий вдох, Клэри медленно проговорила:
– Я с тобой не согласна.
Глянув на нее, Джейс удивленно моргнул:
– То есть?
– Ты списываешь кошмары на психологию, будто проблема у тебя в мозгу. На самом деле кто-то наложил на тебя проклятие.
– Я не…
– Итуриил посылал мне видения. Так может, кто-то посылает тебе кошмары?
– Итуриил помогал тебе, вел к истине. Какой смысл посылать мне кошмары? Они глупые, бессмысленные, извращенские!
– Смысл есть. Просто ты не там ищешь. Или через кошмары тебе пытаются причинить боль.
– Кому такое выгодно?
– Твоим врагам… – намекнула Клэри, прогоняя из головы образ королевы Благословенного двора.
– Может быть, – тихо произнес Джейс, глядя на руки, – Себастьяну…
Вот и Джейс не называет Джонатана по имени. Правильно, ведь Джонатаном зовут его самого.
– Себастьян мертв, – чересчур резко напомнила Клэри. – И потом, будь у него способность насылать кошмары, он пользовался бы ею при жизни.
На лице Джейса отразилась смесь надежды и сомнения.
– Есть еще кто-то? Еще враги?
Сердце колотилось о ребра. Клэри, не до конца уверенная в собственной правоте, очень хотела, чтобы подозрения оправдались. Но давать Джейсу – и себе самой – ложную надежду…