Вопреки ожиданиям Ника, толстуха не усмехнулась и не удивилась, она лишь прищурила свои маленькие, холодные глазки и задумчиво произнесла:
– Странно слышать это от полицейского детектива.
– Да, – согласился Ник. – Я знаю. Но все признаки болезни налицо. Мертвые птицы оживают… Время движется в обратную сторону… Отражение в зеркале отказывается считать себя таковым…
Ника передернуло при воспоминании о взбунтовавшемся зеркале.
– Реальность больна, – повторил он. – И болезнь быстро прогрессирует.
Нонна Андреевна помолчала, с любопытством глядя на Ника, затем спросила:
– И вы тоже думаете, что в этом виноваты псионики?
– Только если среди них появился гений, способный менять ткань реальности, – ответил Ник. – Но я в это не верю.
– Кажется, ваш спутник, Спекторский, способен на такое, – заметила Нонна Андреевна. – Разве нет?
– Я могу менять реальность в весьма ограниченном диапазоне, – возразил иллюзионист. – Кроме того, девяносто процентов того, что я показываю – всего лишь иллюзии.
– И чего же ты хочешь от меня? – спросила толстуха.
– Мы хотим разобраться в том, что происходит, – сказал Ник. – С вашей помощью.
Нонна посмотрела ему в глаза.
– Вы хотите, чтобы я заглянула в ваше будущее, детектив?
– Да.
Нонна Андреевна прищурилась. Помедлила несколько секунд, потом уточнила:
– Илья сказал вам, что это очень опасно?
– Сказал.
– Это может вас убить. Или оставить калекой.
– Я надеюсь, что этого не случится.
Госпожа Фельцер хмыкнула.
– Обычно я беру за это большие деньги. Но с вас не возьму ничего. Однако вы должны подписать бумагу, так, как делают это другие.
– Какую бумагу?
– Своего рода расписку. На тот случай, если все закончится плохо.
Нонна Андреевна дала знак толстячку-слуге, тот поспешно извлек из внутреннего кармана пиджака листок бумаги и положил его перед Ником.
– Просто поставьте свою подпись, – сказала Нонна Андреевна.
Бойцов взглянул на «расписку», и брови его приподнялись.
– Это чистый лист бумаги, – сказал он.
Госпожа Фельцер кивнула:
– Да.
Ник усмехнулся, после чего взял протянутую слугой ручку и поставил внизу листа свою подпись.
– Хорошо, – сказала Нонна Андреевна.
Толстяк поднял листок, сложил его вдвое и вновь засунул в карман. Госпожа Фельцер посмотрела на Бойцова пристальным, долгим взглядом, словно пыталась проникнуть под его черепную коробку.
– Сначала вам будет больно, – спокойно произнесла она. – Но потом боль уйдет, и вы сможете задать мне несколько вопросов. А теперь, прошу вас, закройте глаза.
Ник выполнил ее указание.
– Постарайтесь расслабиться.
Госпожа Фельцер взяла его за руку. Прошло несколько секунд. Поначалу Ник думал, что ничего не происходит, потом он почувствовал, что от руки Нонны Андреевны идет холод, и холод этот, перекинувшись на его руку, стал подниматься все выше и выше, пока не достиг головы. А затем он ощутил, как холод забирается ему под черепную коробку. Ощущение было неприятное, но вскоре все стало еще хуже – мозг Ника словно пронзила ледяная спица. Он тихо вскрикнул, но тут же сцепил зубы и попытался овладеть собой.
Вскоре боль перестала быть острой и, кажется, пошла на убыль.
– Боже мой! – тихо воскликнула Нонна Андреевна.
Ник открыл глаза. Госпожа Фельцер сидела напротив него в той же позе, что и раньше, но тяжелые веки ее были опущены, а на лице отобразилась печать ужаса.
– Что? – хрипло спросил Ник. – Вы что-то увидели?
– Я вижу тьму, – ответила ведунья глухим, словно бы звучащим издалека, голосом. – Тьму и пустоту.
– Меня ждет тьма?
– Она ждет всех нас. Никто из нас этого не избежит.
Ник поморщился от головной боли и уточнил:
– Значит, реальность действительно разрушается?
Лицо Нонны Андреевны исказила гримаса страдания.
– Нельзя разрушить то, чего не существует, – возразила она.
Ник сдвинул брови.
– Вы говорите загадками, – сказал он.
– Напротив, я выражаюсь предельно ясно, – отозвалась госпожа Фельцер.
Бойцов попробовал продумать следующий вопрос, чтобы он был четким и не допускающим уловок в ответе, но в голове еще пульсировала боль, и сосредоточиться было крайне сложно.
– В том, что происходит, виноваты псионики? – спросил он после паузы.
– Нет, – ответила Фельцер.
– Пришельцы? Чужаки?
– Нет.
– Тогда кто?
– Никто из тех, кого ты знаешь.
Боль снова стала нарастать. Ощущение было такое, будто кто-то вбивает в мозг тупые гвозди.
– Все это скоро кончится, Ник, – хрипло произнесла Нонна Андреевна.
– Что кончится? – не понял он.
– Все, – могильным голосом сказала госпожа Фельцер. – Абсолютно все!
Ник пребывал в замешательстве. Сеанс «ведовства» оказался совсем не таким, как он предполагал, и здорово сбил его с толку.
– И что же нам делать? – растерянно спросил Ник.
– Верить, – сказала Нонна Андреевна с неизбывной горечью в голосе.
– Во что?
– В то, что у всего этого есть какой-то смысл. И какая-то цель. Что все это – не напрасно.
– И только-то? – Ник нахмурился, в душе его стала подниматься злость. – Но я не получил ответов на свои вопросы.
– Теперь ты знаешь все, что хотел знать.
Бойцов вздрогнул. Эту фразу Нонна Андреевна произнесла голосом его бывшей жены Анны.
– Остерегайся фальшивок, Ник. – (Бойцова пробрал мороз.) – Остерегайся!
Он сглотнул слюну и хотел спросить, что значат эти слова, но вдруг Нонна Андреевна открыла глаза, настороженно к чему-то прислушалась, а затем выпустила его руку из своих толстых пальцев и взволнованно произнесла:
– Ваши преследователи уже близко! – Посмотрела на Ника тревожным взглядом и добавила: – Полицейские и спецназовцы приближаются к зданию фонда!
До слуха Бойцова долетел отдаленный вой сирен.
– Ступайте за Акирой, он покажет вам путь! – сказала госпожа Фельцер, кивнув на узкоглазого толстяка-слугу.
– А ты? – хрипло спросил у нее иллюзионист Спекторский.
– Я попытаюсь их задержать.