Джекки прыснула.
Повисла пауза.
— Что, значит…
— Ничего. Просто уйди с дороги, — отвернувшись, ответила Эбби; от ее сочувствия не осталось и следа.
— Те, с кем я трахаюсь, принадлежат мне — понятно, негритоска?
— Эй, заткни свой поганый рот, расист вонючий, — вступила Джекки.
«Ну как можно быть такой дурой, чтобы с ним связаться?» Взявшись за ручку, Эбби подняла термоконтейнер.
— Так ты уберешься, или мне вызвать полицию? Рискуешь вернуться за решетку.
Уорт не двинулся с места.
— Джекки, включи рацию и вызови полицию. Шестнадцатый канал.
Джекки запрыгнула в лодку и исчезла в рубке.
— Твою мать. — Уорт посторонился. — Хорош там, обойдемся без полиции. Мотай, я тебя не держу. Только запомни: не тебе меня бросать. — Он поднял руку и, свирепо тыча пальцем, добавил: — Ты тот самый черный хлеб, на который тянет, когда надоедает белый.
— Катись. — С пылающим от негодования лицом Эбби рывком перенесла последний термоконтейнер через борт и уволокла в каюту. Подойдя к штурвалу, она положила руку на рычаг переключения скоростей.
— Отчаливаем, Джекки.
Закинув в катер концы троса, Джекки запрыгнула на борт. Эбби завела мотор и, оттолкнувшись от пристани, плавно отшвартовалась на заднем ходу.
Уорт все еще стоял на пирсе — жалкий и тощий, как пугало, пытавшееся казаться грозным.
— Я знаю, куда вы намылились, — крикнул он. — Опять взялись искать клад старого пирата. Всем все известно.
Как только «Мареа» миновала напоминающий перечницу буй у выхода из гавани, Эбби повернула на правый борт и, дав полный газ, направила катер в открытое море.
— Какое же дерьмо, — возмутилась Джекки. — Ты видела, что стало с его физиономией от амфетаминной чесотки?
Эбби молчала.
— Мерзавец, расист. Как он посмел обозвать тебя негритоской! Вот же белый ублюдок.
— Жаль, что я… не та самая «негритоска».
— Чё ты несешь?
— Сама не знаю. Я… не чувствую себя черной.
— А ты и не черная. Ты же не умеешь плясать, как они. — Джекки неловко засмеялась.
Эбби закатила глаза.
— Нет, серьезно — в тебе нет ничего от чернокожих: и говоришь ты иначе, и прошлое у тебя не такое, и друзья… Нет, я не хочу тебя обидеть, но просто… — Она замолчала.
— В том-то и дело, — ответила Эбби. — Во мне словно и нет ничего моего. Я черная лишь по фенотипу, а во всем остальном — белая.
— Да кого это волнует? Ты такая, какая есть, и плевать, кто там что думает. — Последовала неловкая пауза, затем Джекки спросила: — А ты и вправду с ним спала?
— Лучше не напоминай.
— А когда?
— Два года назад, на прощальной вечеринке у Лолеров, еще до того как он подсел на наркотики.
— Зачем?
— Я напилась.
— Да, но с ним-то как тебя угораздило?
Эбби пожала плечами.
— Он первый мальчишка, которого я поцеловала, — это было еще в шестом классе… — Она заметила кривую усмешку Джекки. — Да-да, я дура.
— Нe-а, просто у тебя в плане мужчин со вкусом что-то не то. Я бы даже сказала, совсем плохо со вкусом.
— Ну спасибо. — Эбби открыла окошко, и в лицо повеял морской воздух. Катер разрезал носом зеркальную гладь океана. Вскоре она почувствовала, как настроение улучшается — это приключение сделает их богатыми. — Эй, старпом, дай пять!
Они с задорным криком хлопнули ладонью о ладонь.
— Потанцуем? — Эбби подсоединила свой айпод к отцовской стереосистеме «Боуз» и, прибавив громкость, поставила «Полет валькирий». Катер несся по заливу Мусконгус с гремевшей над водой музыкой Вагнера.
— Старпом? — крикнула она. — Отметь в судовом журнале: «Мареа», пятнадцатое мая, шесть двадцать пять утра, топливо, вода, бурбон и курево — сто процентов, количество отработанных двигателем часов — девять тысяч сто четырнадцать и четыре десятых; ветер — незначительный; состояние моря — один; все системы работают нормально; в поисках метеорита в заливе Мусконгус идем курсом шестьдесят со скоростью двенадцать узлов на Лаудз-Айленд!
— Есть, капитан. Может, сначала скрутить «косячок», сэр?
— Отличная идея, старпом! — радостно отозвалась Эбби; от мыслей об Уорте не осталось и следа. — Лучше и быть не может.
Расплатившись с таксистом, Форд пошел дальше пешком. Место, где в Бангкоке торговали драгоценными камнями, находилось в хитросплетении многочисленных улочек и переулков в районе Силом-роуд, недалеко от реки. Огромные склады оптовиков перемежались с уродливыми торговыми точками, где заключались сомнительные сделки. Тротуары крайне оживленной улицы были сплошь и рядом заставлены машинами, припаркованными вопреки всяким правилам впритык к дешевым и безвкусным фасадам современных зданий. Бангкок не входил в число любимых Фордом городов.
На углу Бамрунмыанг-роуд он увидел приземистое темно-серое кирпичное строение. Подошел к двери с вывеской «Пийамани лимитед» и посмотрел на свое отражение в тусклом стекле.
Быстро проведя рукой по голове, Форд пригладил волосы и одернул шелковый пиджак. Он выглядел как наркоторговец — расстегнутая до середины груди мягкая сорочка, золотые цепочки, темные очки-болле и трехдневная щетина. Сунув руки в карманы, он вальяжно зашел внутрь и осмотрелся. В помещении царил полумрак, не позволявший разглядеть камни слишком внимательно, и слегка пахло хлороксом. [14] Тускло освещенный прилавок с витринами образовывал громадный квадрат. Парочка молодых американцев, явно приехавшая на медовый месяц, изучала россыпь звездчатых сапфиров на черном бархате.
К нему тут же бросились две девушки-продавщицы — на вид не старше шестнадцати.
— Савасди! Добро пожаловать, вы наш уважаемый покупатель! — Одна из них протянула ему манговый напиток, украшенный цветочком с зонтиком. — Вы попали на последний день специальной распродажи драгоценных камней, сэр.
Форд проигнорировал их.
— Сэр?
— Мне нужен хозяин. — Не вынимая рук из карманов и не снимая темных очков, он произнес это в пустоту, дюймов на тридцать выше их голов.
— Может быть, джентльмен желает бесплатный прохладительный напиток?
— Джентльмен не желает бесплатного прохладительного напитка.
Девчушки разочарованно удалились, и через минуту из подсобного помещения появился мужчина в однотонном черном костюме с белой сорочкой и серым галстуком; угодливо кланяясь на ходу, он направился к Форду.