— Вам следует знать, что я не слишком хорошо воспринимаю приказы.
— Я это заметила, — поддразнила она и вздрогнула, поскольку солнце начало садиться за горизонт, унося тепло из летнего домика.
— Нам нужно одеться. — Он неохотно поднялся с теплого дивана.
— Это приказ? — Она свернулась в углу дивана.
— Нет, но скоро станет холодно, и мне не хотелось бы, чтобы вы простудились и, как ваша сестра, сидели дома.
Вздохнув, Элинор взяла свою одежду.
— Недомогание Тии вызвано ее стремлением отправить нас вдвоем. Она вас обожает.
— И я ее тоже, поскольку весьма одобряю ее методы. Элинор рассмеялась:
— Вы сделаете ее неисправимой!
— Уверен, мадам, что она уже такая.
Надев рубашку и брюки, Джеймс помогал Элинор зашнуровывать платье, когда заметил в саду движение, собаки тоже подняли лай.
Фоули! Его лакей.
Джеймс быстро отошел от Элинор, надеясь, что лакей заметил не слишком много.
Черт! Почему его слуги такие расторопные? Фоули, конечно, уже побывал в деревне и организовал их возвращение домой.
Но в этот благословенный день Джеймс едва не забыл, что лакей должен появиться.
Элинор тоже заметила Фоули.
— Вы его знаете?
— Да, я велел ему поискать экипаж, который отвезет нас в Лондон.
— Так скоро? — Она посмотрела на Джеймса, в ее глазах снова горел призывный огонь, ставший таким искушающим.
— Боюсь, что да. Если мы хотим вернуться до ночи.
— До чего же вы практичный, Сент-Мор. — В ее голосе дрожало что-то похожее на сожаление.
О да, он это хорошо понимал. Сожаление свернулось в его груди, как гигантская пружина. И он заметил, что она не назвала его Джеймсом.
Подойдя к корзине, она начала складывать оставшиеся продукты и тарелки.
— Честно говоря, я не думала о том, как мы вернемся домой. — Помолчав, она подняла на него глаза. — Я бы хотела, чтобы этот день длился вечно.
Ему следовало сказать что-то простое.
«В этом нет необходимости, миледи».
Но когда из сада выглядывал Фоули, было не так легко произнести слова, глубоко вклинившиеся в его сердце.
Сказать, что он герцог Паркертон и что он может все дни сделать такими, как этот?..
Как он мог? Когда заурядный Джеймс Сент-Мор уже украл ее сердце.
Миссис Окстон, Кантли и Уинстон сидели на кухне, ожидая возвращения герцога. У каждого были свои причины тревожиться.
— Не надо было этого делать, — всхлипнула миссис Окстон. Слезы текли у нее с тех пор, как пришло известие, что карета герцога (вернее, Безумного Джека) превратилась в обломки. Заговорщики не хотели, чтобы колесо совсем отвалилось, чтобы герцог оказался в опасности, но, к несчастью, их работа оказалась весьма эффективной.
А все потому, что брат герцога понятия не имеет, что такое добротная карета.
Дальше хуже — никаких вестей от герцога или Фоули, только известие о гибели кареты. Верные слуги Паркертона страдали по своей собственной вине.
Что они наделали…
Они всего лишь хотели положить конец пикнику. А не самому герцогу!
Когда уже стемнело, наверху звякнули колокольчики, это сигнализировали горничные, дежурившие почти у каждого окна.
Все трое поспешили из кухни наверх, а Ричардс спускался из гардеробной герцога. Он спрятался там и наглаживал галстуки один за другим «во время грандиозного кризиса», как он выразился.
Дворецкий, секретарь, экономка и камердинер почтительно выстроились, ожидая появления хозяина. Насвистывая, он торопливо направился прямо к лестнице.
Не взглянув на слуг, герцог Паркертон, перепрыгивая через две ступеньки, в мгновение ока исчез, не задав вопроса об ужине, о его планах, даже о том, готова ли ванна.
Ванна была готова, но, похоже, герцога это не волновало.
Потом дверь снова открылась, на этот раз вошел Фоули. Тут не было свиста и веселой походки, Фоули смотрел прямо перед собой, с трудом передвигая налитые свинцом ноги.
— Что случилось? — спросил Кантли, когда герцог был уже далеко и не мог слышать. — Карета… — Он не мог заставить себя договорить. — Она сломалась, как мы все и предполагали?
— Да, — ответил Фоули. — И он поймал ее, как заправский кучер. Он спас ее.
Миссис Окстон шмыгнула носом.
— Конечно. Его отец сделал бы то же самое.
— Никогда не думал, что он… — начал Фоули, — что он такой.
Все кивнули. Никто из них даже не подозревал, что их скучный герцог может быть таким… лихим и героическим.
— По крайней мере, он жив и невредим, — с облегчением вздохнул Уинстон.
— Еще как жив, — ухмыльнулся Фоули.
Чуткое ухо миссис Окстон мгновенно уловило намек.
— Что вы хотите сказать?
— Когда я пришел за ним, как он велел, я нашел его и ее… — Фоули покачал головой.
— Что? — спросил Ричардс, не замечая того, что другие уже поняли.
— Святые угодники! — задохнулась миссис Окстон. Ей не нужно было объяснять, почему хозяин насвистывал, как влюбленный повеса.
— Знаете… — Фоули поднял брови. — Они…
Ричардс, побледнев, пробормотал что-то о том, что надо погладить еще один галстук.
Мы пропали! — Миссис Окстон громко всхлипнула и рухнула на руки мистеру Кантли. — Я слишком стара для новой хозяйки в этом доме.
— Она еще не появилась! — Кантли взглянул на лестницу, вслед своему безумному хозяину.
— Тия, ты идешь или нет? — позвала Элинор, глядя вверх.
Послышался протяжный вздох.
— Если должна. — Тия стала спускаться с лестницы и остановилась у вазы с оранжерейными розами, присланными герцогом Лонгфордом.
— Должна. Собакам нужно гулять, и я предпочитаю, чтобы ты пошла со мной.
С тех пор как потеряла сестру на рынке, Элинор всегда держала Тию рядом.
Угрозы лорда Льюиса, включая записку, которую доставили сегодня утром, лишь усилили страхи Элинор, что этот ужасный человек может выкрасть девочку и выдать замуж за какого-нибудь старого распутника, чтобы расплатиться с долгами.
Нет, ее сестра заслуживает счастливого брака по зову сердца и души.
«А как насчет тебя самой? Почему бы тебе не просыпаться каждое утро от поцелуя Сент-Мора?»
Пальцы Элинор взлетели к губам, как и всякий раз, когда она думала о невероятных, скандальных часах, проведенных в его объятиях. О том, как он целовал ее, пробудил к жизни.