Дед ушел спать, а Лада и Всеслав остались вдвоем.

– Как же такое с тобой приключилось-то, милая? – спросил Всеслав, подсаживаясь на край ложа.

– Сама не знаю, – грустно вздохнула Лада. – Кормила кур, и вдруг... Верно, ветром ее снесло, или сама как-нибудь соскользнула...

– Ветром? – переспросил Всеслав. – Да что ты, Ладушка! Как могло тяжесть-то такую снести? Да и ветра почитай что не было. Разве что соскользнула?

И пред взором его предстал тот день, когда он сам, своими руками, пристраивал доску эту на крышу курятника. Теперь-то он позабыл про нее, а тогда мыслил в дело пустить – заменить одну из прогнивших, потолочных. И ведь нарочно старался – уложил так, чтоб она и с места не сдвинулась. Был, конечно, у крыши скос, так ведь не во двор, а в огород! Даже если б соскользнула она – никак не могла бы упасть на Ладу!

– А не помог ли ей кто упасть? – спросил себя громко и увидел в очах любимой не догадку, но тень догадки – словно промелькнула горькая дума и скрылась опять. Но Всеславу этого хватило.

– Ладушка! – позвал ласково, хотя ярилась и бушевала в нем душа. – Открой мне сердечко свое. На кого думаешь, скажи честно.

Лада заморгала глазами, и Всеслав увидел – слезы стоят в глубоких, как колодцы, глазах.

– Скажи! – умолял ее. Лада качала головой и молчала, но наконец не выдержала Всеславовой мольбы, уронила голову в подушку.

– Кузьма, он! – крикнула, и плечи ее дрогнули. – Он уж мне грозился.

– Как грозился?! – всполохнулся Всеслав. – Почто ж ты мне не говорила о том?

– Думала, пустые его слова... Встретил меня как-то и говорит: «Я тебе не прощу своего позора. Выставила меня перед всем народом, как дурня последнего. Прибью вот в укромном месте, и мужик твой ничего не узнает!».

– Дурно ты сделала, Лада, – нахмурился Всеслав. – Нехорошо тебя, хворую, бранить, да все равно скажу. Разве не знаешь – муж да жена одна душа? Надо было мне все сказывать, убереглись бы от напасти!

– Не попрекай меня, миленький! – Лада подняла от подушки свое бледное, заплаканное, но все равно прекрасное лицо. – Виновата я, сама чую!

– Ну да ладно, что было, того не воротишь! Только обещай мне с нынешних пор обо всем сказывать!

Лада быстро закивала головой и протянула к Всеславу руки.

Он бросился к ней, обнял, прижал к себе... В низкой горнице звонко бились их сердца.

ГЛАВА 24

Дом был отстроен целиком, и с первыми осенними холодами, как и задумывали, Всеслав с Ладой переселились туда. Тщетно звали с собой деда Костяша – уперся старик.

– В землянке-то мне теперь сподручней, – сказал грустно. – К земле привыкаю.

– Что ты такое говоришь, дедушка! – вскрикнула Лада, но дед шикнул на нее.

– Знаю, что говорю! – и уже ласково. – А вы живите, детки, живите! Буду к вам приходить, посматривать...

Лада от того погрустнела немного, но быстро забыла – несмотря на тяжесть свою, как птичка порхала по дому, работа горела у нее в руках. Всеслав улыбался ей, но душа у него была нерадостна.

С той поры, как ушибло Ладу доской, он искал Кузьму-злодея, да не нашел. В избе его жил племянник, он и сказал, мол, дядька ушел в леса на добычу, там и будет жить, в землянке. Вроде бы на всю зиму. Тогда уж у Всеслава и сомнений не осталось – не знал бы за собой Кузьма вины, не бежал бы из деревни. И начал разыскивать его, да как разыщешь? Племянник, может, и знал что, да не говорил – крепко ему Кузьма наказал. А больше нигде лиходей не показывался, боялся суда людского.

Только когда лег первый снег, удалось Всеславу выследить своего заклятого врага. Тот и правда жил в лесу, в местах самых глухих и нехоженых, промышлял, видать, охотой. А племянник и верно, знал, где он обретается. Всеслав из окна подметил, как раненько утром направился он в сторону леса, и котомочку на плечах нес.

Куда бы это ему идти? Мужичишка он мелкий, трусоватый, на охоту один не ходил никогда. А тут глянь-ка, как расхрабрился! Всеслав вскочил со скамьи и стал спешно собираться. Лада заволновалась, поглядывала на него удивленно.

– Ты куда? – спросила тихо.

Всеслав широко улыбнулся ей.

– Поохотиться, милушка. Добуду нам свежей дичинки и по зимнему лесочку пройдусь. Заморился я что-то в избе, так и совсем сиднем стану, жиру наращу...

У Лады отлегло от сердца, она опять принялась за пряжу, а Всеслав ушел.

Снег выпал ночью, и в эту раннюю пору не нашлось еще никого, кто бы потоптал его. Следы были четкими, заметными, по ним-то и пошел Всеслав, стараясь, быть незаметным. Да Степан, племянник Кузьмы, и не оглядывался – шагал, носом уткнувшись в землю.

Нечего было бояться Всеславу – он знал, что Степан слывет самым трусоватым мужиком во всей деревне. Да кабы приметил его – заплутал бы нарочно, прикинулся, что на охоту идет, и вряд ли бы вывел к логову татя...

Дивно хорош был зимний лес! Славно было бы идти по нему – да не за тем, за чем шел Всеслав! Тяжкая дума мучила его. Кузьму он убивать не хотел, хотя и стоило бы. Поучить его слегка – другое дело, так ведь он хуже затаит обиду и, чего доброго, отомстит опять. Что ж делать?

Наконец Всеслав решился не ломать себе голову и обойтись с Кузьмой, как подскажет сердце. А между тем путь, казалось, близился к концу – Степан остановился у развесистой березки, согнувшейся под грузом снега, и позвал:

– Дядька Кузьма!

Но никто не откликнулся, и он зашагал дальше. Постепенно между деревьями стал мелькать просвет, и Всеслав понял – там небольшая делянка, на которой, верно, и обосновался Кузьма, скрываясь от людей. Степан уж вышел из лесу, но Всеслав за ним не последовал. На открытом месте скорей его увидят и успеют изготовиться к отпору.

Всеслав остановился за толстым – в два обхвата – дубом и стал выглядывать оттуда. Что-то странное и недоброе показалось ему на поляне... Но еще ничего он не успел понять, когда услышал вопль Степана. Тот орал так – аж уши заложило.

Вслед за криком раздался топот и хруст сучьев. Степан пронесся мимо, чуть не задев Всеслава, но не заметив его.

– Что за оказия... – пробормотал Всеслав. Вроде, ни голоса человечьего, ни рыка звериного не слышно. Что ж могло так напугать этого недомерка?

Загадка решилась сейчас же: небольшая полянка была сплошь залита кровью. Видно было, что на ней боролись – весь снег был истоптан. А у самого входа в землянку лежал Кузьма. Всеслав даже близко подходить к нему не стал – и так было видно, что враг его мертв, и мертв уже давно. Одежда на нем была разорвана, пол-лица отъедено... Всеслав зажмурился и отвернулся. Давненько не бывал на войне, отвык от вида крови и смерти.

По следам понял, что случилось тут. Вышел из своей берлоги медведь-шатун – то ли самому не спалось, то ли подняли его незадачливые охотники. Убить не убили, разбудили только – и пошел озлобленный, голодный зверь по лесу искать себе пропитания. Вот и набрел на землянку Кузьмы... Зверь оказался сильнее бывалого охотника.