Бабы быстренько разошлись. Ольга повернулась к мужу, улыбнулась, подошла и помогла вылезти из кадки.
— Да-а-а, — протянул он, — насмешил я сегодня народ. Сейчас переоденусь и схожу к лекарю нашему, заодно и посмотрю, как он устроился, и лекарь ли по-настоящему.
— Иди.
* * *
Филипп устало брел вдоль высокой белой стены маленького монастыря, примыкавшего к госпиталю. Ворота были закрыты, и из-за них слышались собачий лай и тихие женские голоса. Солнце уже клонилось к закату, и Филиппу нужен был ночлег. Он надеялся, что его пустят переночевать, и постучал в ворота деревянным молоточком, висевшим на косяке.
— Пустите, люди добрые, переночевать, — попросил Филипп.
— Нельзя! Желтушница у нас! — раздался из-за ворот грубый мужской голос сторожа.
— Я сам лекарь! Я бы мог вам помочь! — крикнул Филипп уже в пустоту.
Он устроился под кустом сирени и решил немного отдохнуть, а если удастся, и вздремнуть.
Антония быстрыми шагами возвращалась в палату после вечерней службы, чтобы обрадовать Диану, но тут ей навстречу выбежала молоденькая медсестра Елена.
— Игуменья Антония, там лисица застряла в заборе! За курами охотилась, негодница, и теперь страдает. Надо бы ее высвободить!
— Ты предлагаешь это мне? — строго спросила Антония.
Елена потупила взгляд.
— Но, игуменья, мне нужно для этого выйти за ворота, — наконец призналась она.
— Да? А не лжешь ли ты мне?
Елена встрепенулась, подняла на Антонию испуганные глаза и тотчас ответила:
— Что вы! Нет, нет, как можно? Взгляните сами на страдания этого бедного животного, и ваше сердце тоже проникнется к нему сочувствием, — горячо ответила девушка.
— Ну хорошо, идем посмотрим, — Антония последовала за девушкой.
И вправду, за курятником, у ровных грядок с огурцами в деревянной ограде застряла небольшая лисица. Она недовольно тявкала и извивалась.
— Господи! Божья тварь, — произнесла Антония и склонилась над страдающим животным, но в этот момент лисичка решила справить нужду, и сделала она это так неожиданно и быстро, что Антония даже не успела опомниться.
— Ох! — только и произнесла она, а потом послышались на весь двор ее причитания: — Мы, значит, жизнь ей спасаем, а нам так за то платит? Божья тварь! Ну, погоди у меня! Я тебя самолично выпорю! — Антония разговаривала с лисичкой, как с маленьким ребенком.
Елена еле-еле сдерживала улыбку:
— Игуменья, давайте я сама ею займусь, а вы пока приведите себя в порядок, — предложила она. Антония посмотрела на монахиню, потом на себя и вздохнула:
— Ты права, избавься от этой твари побыстрее, — она направилась обратно к госпиталю.
Филипп прекрасно слышал этот разговор и обрадовался случаю поговорить с девушкой. Он дождался, пока игуменья удалится, и приблизился к забору. Лисичка грозно тявкнула и распушила усики.
— Тише ты! — прикрикнул он.
— Ой! Там кто-то есть? — спросила Елена.
Филипп склонился и, отодвигая лисичку, встретился взглядом с Еленой.
— Я есть, и я могу помочь вам, — сказал он.
— Ох, пожалуйста! Будьте благородны, облегчите бедному животному страдания, — попросила она, и в ее голосе слышалась искренняя жалость.
— Вы знаете, я ведь только этим и занимаюсь всю свою недолгую жизнь, — сказал Филипп, освобождая лисичку из ловушки. Девушка взглянула на него внимательнее, а потом перевела свой взор на его руки, которые старательно и аккуратно высвобождали непослушную лисичку.
— Вы, наверное, врач?
— Откуда вы узнали? — удивился Филипп.
— По рукам, мой отец тоже был врачом, — ответила она. — Это единственное, что я помню о нем. Матери я не знала совсем, — голос ее погрустнел и она вздохнула.
Филипп промолчал. Он не знал, как начать разговор, но так как девушка была не прочь поболтать, это облегчало ему задачу.
— Это наше призвание, помогать людям, ничего не требуя взамен. Ах, если бы только кто-нибудь единственный раз помог мне, я бы поверил, что Бог действительно существует!
— Что вы говорите! — испуганно пролепетала девушка. — Бог есть, и он дает нам то, что мы имеем. Суровые испытания, выпадающие на долю каждого из нас, должны закалять нас и восприниматься как должное!
— Да, может, ты и права, но ответь, почему тогда кто-то всю свою жизнь посвящает здоровью и благополучию других людей, а сам получает от жизни только тумаки?
— Это испытание. Пройдя их с достоинством, ты сможешь заново открыть для себя мир, — ответила она. Лисичка уже убежала, а они беседовали, сидя по обе стороны забора.
— Мой мир открыт, но в нем нет веры, так как нет человека, с которым я бы хотел делить радости и заботы, — грустно произнес Филипп.
— Ты его еще не нашел?
— Нашел. Но…
Елена почувствовала в голосе незнакомца боль и отчаяние и захотела помочь этому человеку, облегчить его страдания, выслушать, посоветовать.
— Расскажи мне. Мне ты можешь довериться, — сказала она.
И Филипп, воодушевленный словами Елены, принялся рассказывать о своей беде. Никто их не тревожил все это время.
— Мне кажется, что ты пришел туда, куда нужно, — выслушав все, промолвила она.
— Она здесь? — спросил Филипп. Голос его выдавал сильное волнение, и оно передалось Елене. Она понимала, что поступает неправильно, но новизна этой ситуации и страстное желание помочь двум любящим людям, как представил Филипп, смело все запреты.
— Да, по всему — это она.
— Сестра, ради Господа Бога, ради памяти твоего отца! Помоги мне, не дай мне разувериться в добрых намерениях Господа и твоих тоже. Если я не найду ее, я потеряю себя!
Елена совершенно запуталась в своих мыслях. Голос этого человека действовал магнетически, и она не могла освободиться от мысли, что обязана ему помочь.
— Что передать этой девушке? — спросила Елена, вставая с помятой грядки.
— Скажи Диане, что Филипп ее нашел! Пусть она… нет, я хочу встретиться с ней! Ты сможешь это устроить?
— Думаю, что да, — ответила она, — жди меня здесь до полуночи. Если я не приду, значит, ничего не получилось. Ведь надо точно узнать, что это та девушка, о которой мы говорим. Нас, будущих монахинь, держат в строгости.
— Вы живете здесь, при госпитале? — спросил Филипп.
— Да. Видишь, вон наш монастырь. Здесь воспитываются сироты, как мы все, — сообщила она.
— Ты придешь? — тихонько переспросил Филипп.
— Если это правда она, то приду!