— Этого мне и надо! — сказал вслух Филипп.
Кого он не ожидал увидеть в доме Плетнева, так это Диану. Но зачастую даже самые заветные желания могут исполняться, словно по одному только велению сердца.
Как только он вспомнил о ней, ему страстно захотелось увидеть ее лицо, обнять ее и целовать, целовать без устали. Даже слезы навернулись на глаза. Он смял рукой край простыни и закрыл глаза. Вставать не хотелось, тело словно осталось бескостным.
— Можно и мне посетить самого знаменитого больного в нашем городе?
Он подумал, что это просто слуховая галлюцинация. Он даже не повернул головы.
— Нет, нет, не может этого быть, это просто мое желание и… — стал бормотать он, но глаз не открывал.
— … и твое желание сбылось, любимый, — зашептала Диана, стоя у его изголовья.
Он резко вскинул голову и посмотрел. Да, это была она. Его любовь, его печаль, его жизнь. Он, словно ребенок, потянулся к ней руками, а она опустилась на колени и стала целовать его руки.
— Слава тебе, Господи, за все! — молилась она сквозь слезы. — Я так… я так переживала, я думала, что сойду с ума. Филипп, любимый, я не переживу, если с тобой что-нибудь случится! Я живу благодаря тебе и ради тебя! Я так люблю, что мне порой страшно за нас!
— Милая, солнышко ненаглядное, — шептал Филипп, гладя ее по волосам, — я больше никогда тебя не оставлю и не дам тебе повода волноваться за себя.
Он целовал ее ладони, безотрывно смотрел в глаза любимой и молчал. Но она и так все понимала. Они уже давно общались без слов.
На следующий день они покинули гостеприимный дом губернатора и вернулись к Емельяну.
* * *
Вскоре Плетнев пригласил их к себе. По случаю выздоровления своего сына он давал бал, на котором должны были присутствовать Диана и Филипп. Это был их первый выход на люди. Филиппу удалось найти хорошую работу, и вскоре он должен был приниматься за дело.
… — Даже не знаю, стоит ли идти? — делился Филипп своими мыслями с Емельяном.
— Как? Ты еще раздумываешь? Ты что? Обидишь человека, коли не пойдешь! Он у нас человек хороший и уважаемый, ты не только его обидишь, но и весь честной народ! — уговаривал Емельян.
— А почему вот ты не идешь? — в свою очередь спросил Филипп. Емельян как-то грустно вздохнул и сказал:
— На празднике будет человек один, с которым мы во вражде состоим, не хочу с ним встречаться! Да и стар я уже для таких веселий!
— Ну, ты о старости рановато! А кто ж таков этот человек? Почему ты мне раньше не рассказывал об нем?
— Да не важно все это! Это мое дело, стариковское! Случится — помиримся, а нет, так и разойдемся с ним, — уклончиво ответил Емельян.
— Ну а все-таки? Имя хоть скажи, — не унимался Филипп.
— Тьфу ты! Прилип! — выругался Емельян. — Валька! Валентин Далсаев это, комендант губернский!
Филипп улыбнулся и, похлопав его по плечу, сказал:
— Вот вы меня и уговорили.
Диана лишь тихонько посмеивалась над бесполезными попытками мужа отказаться от приглашения.
…Карета подкатила к летнему домику губернатора ровно в девять часов вечера. Их вышел встречать сам хозяин!
— Счастливы вас видеть! Добро пожаловать! Филипп Игнатьевич, я рад, очень рад. Вы уж не сердитесь, раньше никак не удавалось самому с вами встретиться! Да у вас жена — просто красавица! Королева! Вы не будете против, если я стану ее кавалером на сегодняшнем вечере, Филипп? — спросил он.
— Если она сама не будет против, — ответил Филипп, улыбаясь Диане.
Диана засмущалась, но позволила взять себя под руку. Филиппа в ту же минуту окружили малознакомые и незнакомые люди.
— Вы знаете, Филипп Игнатьевич, — обратился к нему старенький купец, — я хочу вложить кое-какие сбережения в ваш фонд, но вот мой племянник никак не поймет, какую пользу это ему принесет…
— Но это благотворительная акция, и человек, принявший в ней участие, должен знать о бескорыстных намерениях и безвозмездности вложений! — перебил его Филипп.
— Да-а-а, — протянул Никанор Петрович, — я-то понимаю, но ведь ему этого не докажешь! Конечно, я могу с ним и не согласовывать свои действия, но он единственный мой наследник, и я хочу, чтобы он приобщался к делу.
— А чем он занимался раньше? — спросил Филипп.
— Не знаю я, и он не говорит. Мне все равно, чем он раньше промышлял. Сейчас у него семья, маленькая дочь, которую я безумно люблю, словно свою внучку. Я виноват перед его матерью, и теперь хочу искупить свою вину, но парень оказался настолько несговорчив и непонятлив, что мне порой приходится трудно! А мне хочется научить его всему побыстрее, пока я жив!
— А вы уверены что он ваш племянник? — вдруг спросил Филипп. Он спросил об этом потому, как почувствовал, что купец сам сомневается в своих поступках и словах.
— Я бы не хотел это обсуждать, — мрачно ответил Никанор Петрович, но потом резко добавил, — хотя что тут обсуждать! Привез мне письмо от матери своей, моей сестры, и мне ничего не оставалось, как поверить! Но вы не представляете, как я был рад, что встретил наконец племянника, и могу теперь искупить свою вину перед сестрой, позаботившись об ее сыне!
— Да-а-а, — протянул Филипп.
— Кстати, он будет здесь сегодня. Может, вы все-таки поговорите с ним? — спросил купец, жалостливо глядя в глаза Филиппу.
— Ну а я-то при чем? Я не занимаюсь такими делами, я просто лекарь. У меня нет даже соответствующего образования! — не выдержав напора неугомонного купца, сказал Филипп.
— Но вы молоды! — не унимался тот. — Я просто уверен, что вы найдете с ним общий язык, тем более, что вас так уважают люди, — Никанор Петрович посмотрел на него заговорщицки и, хитро подмигнув, удалился.
Филипп ничего не успел сказать ему. Он только помолился в душе, чтобы этот племянник не появлялся сегодня и им не пришлось бы встретиться.
Вечер удался на славу. В самый разгар праздника пожаловал и пятнадцатилетний сын губернатора Ивана Ивановича Плетнева — Станислав, прозревший после десяти лет ужасной слепоты, связанной с какой-то болезнью. Филиппу, к удивлению многих врачей, удалось вернуть ему зрение.
Этот случай сделал его знаменитым в городе и за его пределами. К нему съезжались со всех концов за помощью, и губернатор решил выделить ему помещение для работы и приема пациентов. Теперь он готовился принять целую больницу со штатом.
Станислав, улыбаясь подошел к Филиппу, шутливо поклонился и, благодарно взглянув, обнял его по-братски. Внезапно Филипп почувствовал, что Станислав словно его второе «я». Как будто он прикоснулся к родному телу, но потом, приняв ощущение за простое волнение, он отпустил его и протянул руку.