Сергей и Михаил на секунду замешкались, и она стала для них роковой: шустрый Ванька, недолго думая, схватил Михаилова коня за узду, и, глядя на него, Ярослав тем же способом остановил и коня Сергея.
Подоспевшие к этому моменту остальные товарищи, помогая Ярышу и Ваньке, всей гурьбой навалились на всадников, стягивая их с коней. Ярослав даже не услышал тех обидных слов, которые сгоряча, по всей видимости, не осознавая опасности происходящего, обратил Филатов к толпе, как хмельные товарищи, забыв на миг про Салтыкова, дружно налетели на Филатова. Так и получилось, что Евсеев остался один на один с человеком, который когда-то увел у него невесту.
Ярослав, ощущавший странный прилив сил, ухватив за шиворот, словно щенка, приподнял сваленного лицом в пыль Сергея, и развернув так, что наконец стало видно его перепачканное лицо, глядя ему в глаза, прошипел:
— Ну вот, Салтыков, мы и встретились. Что, не узнаешь?
Сергей долго смотрел на гневное лицо Ярослава, но так и не мог понять, кто же такой его могучий противник.
— Нет, — спокойно ответил Салтыков.
— И даже не догадываешься?
Сергей отрицательно замотал головой.
— Неужто? — злясь еще больше от невозмутимости Сергея, продолжал допрос Ярослав. — У твоего коня подковы стерлись, пока ты со своим папашей меня разыскивал, а теперь даже и не догадываешься? Как же вы, должно быть, без меня счастливы были, как радовались, когда я словно в воду канул, что теперь даже и вспоминать про меня не хотите?
Догадка, внезапная, как вспышка молнии, пронзила все существо Сергея, и в ужасе он прошептал:
— Ярослав? Жив?
— У-у-у, — зверски взвыл Евсеев, — сколько же народу хотело, чтобы меня не было в живых, но ваше семейство, кажется, было первым в этом длинном списке. Только на этот раз мне придется любоваться на ваши бездыханные тела…
Салтыков никогда и никем не был замечен в трусости, но хищный взгляд Ярослава, будто проникая насквозь, заставил бы сейчас трепетать кого угодно. Потеряв дар речи, будто вкопанный в землю, стоял Сергей, поддавшись странному действию немигающих стальных глаз Евсеева.
Долго смотрели друг на друга ненавидевший Сергея Ярослав и словно заколдованный Ярославом Салтыков, пока Димкины товарищи шумно выясняли отношения с Филатовым. Стоило, наверное, Сергею хотя бы одним словом, одним жестом разрушить эти чары, кто знает, может быть, все сложилось бы по-другому…
Но Сергей по-прежнему стоял не шелохнувшись, пока бледный Евсеев доставал клинок, и даже когда холодная сталь пронзила его оцепеневшее тело, так не издав и звука, молча повалился к ногам Ярослава…
Меж тем по крикам, раздающимся за воротами, в усадьбе Салтыковых успели понять, что там не все ладно, а потому сам хозяин решил узнать, что же происходит. Когда разъяренная толпа, побив морду Сереге так, что Филатов после драки цветом лица долго еще напоминал грозовое небо, отомстила одному из обидчиков и уже собиралась перекинуться на другого нахала, как из распахнувшихся ворот появился сам Глеб Салтыков, перед которым, несмотря на весь свой хмель, многие опустили головы.
Глеб, зная непростой нрав своего сына, догадывался, что дело нешуточное, но уж никак не ожидал увидеть то, что предстало его взору. Вся толпа, онемев, взирала на незнакомого Глебу человека, держащего в руках клинок, а рядом с ним, в луже крови, бездыханно лежал Сергей, младший и самый любимый из его сыновей.
На миг у Глеба помутилось в голове, но потом, забыв о всякой осторожности, в неописуемом гневе Салтыков ринулся на убийцу. Однако Ярослав, обладавший куда большей силой и опытом в подобных делах, с легкостью заломив Салтыкову руку, приставил клинок к горлу Глеба, упавшего на колени рядом со своим мертвым сыном.
— Что, больно, сволочь? — прозвучал срывающийся голос Ярослава в полнейшей тишине. — А ты думаешь, мне было легче, когда вешали моего отца и братьев?
— Евсеев? — прохрипел Глеб, наконец узнавший в зрелом широкоплечем муже восемнадцатилетнего парнишку, которого он так долго, но безрезультатно разыскивал.
— Какие же вы, Салтыковы, памятливые, — злорадно рассмеялся Ярослав. — Ну так и я ничего не забыл…
Вытаращенными от страха глазами смотрел Салтыков на Евсеева, понимая, что вот наконец и на него нашлась управа, что и ему придется сейчас за все заплатить сполна, и это выражение так и застыло на лице Глеба, когда, пронзенный Ярославовым клинком, он повалился рядом с еще неостывшим телом своего сына…
Даже Дмитрию, прекрасно знавшему причину поступков Евсеева, стало жутко, и никто из огромной толпы, собравшейся в этот день по поводу новоселья, не стал останавливать Ярослава, лишившего жизни сразу двоих человек. Свершив свое кровавое дело, Евсеев лихо вскочил на Сергеева коня, и не успела ошарашенная толпа прийти в себя, как и след Ярослава уже простыл.
А Евсеев, раз уж начал это дело, решил довести его до конца. Опередив Димку, который, как казалось Ярославу, наверняка сейчас давал разъяснения по поводу всего происшедшего, Ярыш в подаренном Ефимову тереме быстро смыл с себя чужую кровь, переоделся и, захватив давно уже приготовленный и лежащий под кроватью сверток, отправился подальше от того места, где было известно о деянии его рук.
Избрав для своего пути совсем другие улицы, Ярослав, не вызывая ни у кого никаких подозрений, спокойно объехал место своего преступления и, выехав за пределы Углича, направился в близлежащий лес. Отъехав ровно настолько, чтобы его нельзя было найти слишком быстро, Евсеев спешился и здесь, под сенью деревьев, надежно укрытый от чужих глаз, решил дождаться ночи, во мраке которой он собирался совершить свое последнее страшное дело.
Почти полдня просидел Ярослав прямо на траве, оперевшись спиной о ствол дерева, прокручивая в голове все с ним произошедшее, и успокоился лишь тогда, когда день стал подходить к концу. Наконец переживания этого дня дали о себе знать, к тому же проявилось то, что Ярослав выпил, и незаметно для самого себя он заснул.
Однако темной ночью, когда весь Углич был в глубоком сне, Ярослав проснулся. Евсеев сразу же пришел в себя, ни на минуту не задумываясь, что же он здесь делает и что еще собирался предпринять. Размяв затекшие в неудобной позе ноги, Ярослав умылся в поблизости текшем ручье, взял уже давно собранный сверток и пешком отправился обратно в город.
Июньская ночь была ветреной, темной и непривычно жаркой для Углича, словно нарочно предназначенной для страшного замысла Ярослава. Тревожно шумела листва, качались макушки деревьев, и на безлунном небе звезды казались ярче и крупнее, чем обычно, хотя светлее от этого не было.
Ярослав шел так тихо, что ни одна живая душа в Угличе не могла предположить, будто кто-то может бродить в столь поздний час. Дойдя до старой усадьбы Салтыковых, которая находилась по соседству с новым домом Сергея, Глебова сына, и с жильем Авдеевых, родителей когда-то милой сердцу Елены, Евсеев наконец остановился.