— Во сколько?
— Уже на рассвете, — сказала библиотекарша. — Какое-то шуршание… или треск. Не знаю что. Я вышла из дома. Пошла по саду, к забору поближе. Самый рассвет начинался. Там одно место есть между сараями, я поглядела — вроде бы в доме слабый огонек. Кто-то там был.
— А дом заперт?
— Дом, конечно, заперт. И окна закрыты.
— И опечатан?
— Опечатан, но одна дверь опечатана, а другая нет. Они же формально к этому относятся. А если вам хочется, можете залезть в окно. Я Толику говорила, что это безобразие.
— А вы не пошли на тот участок?
— А вы бы пошли, Лидия Кирилловна?
— И в милицию позвонить…
— Телефона у меня нет, а в пять утра кто побежит в милицию?
Лидочка согласилась с Олей, что бегать ей было не с руки.
— А утром вы на участок к Спольникову не заходили? Из любопытства?
— Я Валентину Дмитриевичу Верескову сказала, мы вместе с ним ходили. Но ничего не увидели — всюду трава, если кто-то и был, то ушел.
— А капитану вы скажете?
— Толику? Обязательно скажу. Только он ругаться будет, что я не подняла тревогу. А вернее всего, мальчишки забрались чем-нибудь поживиться.
— В пять утра мальчишки по домам не лазят.
— Я скажу Толику, обязательно скажу.
Только Лидочка положила трубку, как в дверь позвонили. А вдруг это злобный Руслан?
Лидочка босиком подбежала к двери, спросила: кто там? Оказалось, что принесли журналы.
Так начался третий после убийства день.
Лидочка вышла на улицу, оглядываясь, как затравленный сицилийский свидетель, посмевший поднять голос против мафии. Она даже метнулась было обратно в подъезд, увидев мирно гуляющего с собакой толстого кинорежиссера из соседнего подъезда. Потом, уже ближе к Большой Грузинской, ей показалось, что Руслан стоит за стволом дерева. Лидочка остановилась и стала смотреть на ствол. Вскоре от ствола отделился мужчина алкашного вида, который справлял за деревом малую нужду.
Нет, так нельзя! Ты попадаешь в какой-то несуществующий мир, извлеченный сознанием из телевизионного ящика, и начинаешь жить по его идиотским правилам. Сейчас я закричу на всю улицу: нас не убивают! И тут же с перебежками, с воображаемым автоматом в руке брошусь к ближайшей подворотне.
Да плевала я на эти опасности и угрозы! Я иду в Дом кино, у меня там свидание с Алексеевским, я должна передать ему фотографии для сборника памяти Ильи Авербаха, я сейчас загляну в подвальчик, чтобы купить конфеток для внучки Калерии Ивановны из Союза, я обыкновенный человек, окруженный подобными мне маленькими человечками…
Лидочка миновала 88-е отделение милиции с доской, на которую были пришпилены фотографии разыскиваемых преступников. Преступники внимательно проводили Лидочку зловещими взорами.
День готовился стать снова жарким и влажным — сколько это может продолжаться? Люди уже перестают говорить о политике, науке и личных делах — все говорят о том, что такого климата раньше не было.
Когда Лидочка, купив конфет, поднималась из подвального магазина, она увидела на той стороне знакомую фигуру. Знакомая фигура метнулась за угол.
К счастью, это был не Руслан, а его сообщница Даша Корф. Неужели она наводит Руслана на несчастную Лидочку? Нет, немыслимо, хотя бы потому, что Руслану это не нужно.
Лидочка уверенно поспешила к углу дома, чтобы поймать Дашу.
Даша почему-то не догадалась, что ее будут ловить, и осталась стоять у качелей, между Домом кино и итальянским супермаркетом. Она была в изумрудном, чересчур коротком платье, и глаза ее, углубив свою зелень отсветом ткани, блистали как тигриные.
— Даша, что вы здесь делаете? — спросила Лидочка голосом тети, встретившей во дворе малышку из соседнего подъезда.
— Ой, здравствуйте, — сказала Даша.
— Вы не ожидали меня увидеть?
— Нет.
— Ложь не украшает, — сказала Лидочка.
— Честное слово…
— Давайте посидим на лавочке, — предложила Лидочка. — Поговорим. Если вы, конечно, не очень спешите.
Даша оглянулась, словно искала пути к бегству, но не нашла и покорно опустилась на скамейку.
Она достала сигареты, предложила Лидочке, та отказалась. Даша закурила, Лидочка не торопила ее. Она понимала, что, чем дольше длится молчание, тем неувереннее чувствует себя Даша. Сейчас она не выдержит и заговорит первой.
— Вы не думайте, то есть не думайте так, как вы думаете, — сообщила Даша, затянулась, махнула рукой и закончила: — Я просто за вас боялась.
— Почему?
— Потому что он совершенный псих. Такому место в Кащенке, а не среди нормальных людей. Я его всегда боялась. Даже когда он клялся, что я его госпожа, что мне достаточно мигнуть, чтобы он кинулся со Спасской башни… Я знаю, что он непредсказуемый.
— Дашенька, я ничего не понимаю, — сказала Лидочка. — Поставьте себя на мое место. Что бы вы сейчас подумали?
— На вашем месте я бы подумала… ну что я вас охраняю, что я за вас боюсь.
— Как же вы меня охраняете?
— При мне он не посмеет на вас напасть, — сказала Даша.
— Он — это Руслан?
— Конечно, Руслан.
— И давно вы меня охраняете?
— Как только вы из дома вышли. Вы не заметили меня. Хоть и оглянулись. Вы его боитесь, да?
— Вы не первый человек, который предупреждал меня об опасности, — призналась Лидочка. — Мне звонил Голицын и сказал, что Руслана освободили под подписку о невыезде.
— Я знаю, он вчера уже у меня побывал.
— И он все еще злится на меня?
— Он считает, что вы его выдали. Он боится, что его посадят в тюрьму, чтобы не искать настоящего убийцу.
— Даша, скажите мне, только честно, вы всегда можете отказаться от своих слов — вы думаете, что Руслан убил Сергея Романовича?
— Нет, я так не думаю. Хотя поклясться не могу.
— Если бы возникли обстоятельства, он бы мог убить?
— Он никого не убивал. Но от страха все может случиться.
— Чего же он боялся?
— Он боялся… он боялся за пистолет.
— Какой еще пистолет?
— Тот самый. Из которого убили Сергея.
— А где был этот пистолет?
Даша кинула окурок на землю, наступила на него. Ей было трудно решиться на признание, но она внутренне уже сделала его, да и не могла она так долго хранить страшную тайну.
— Я не могу сказать, — неожиданно произнесла Даша. — Если он узнает, он и меня убьет.