Таких не убивают | Страница: 139

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Лида подошла к люку. Оттуда проникал лишь мутный свет — из окошка да от тусклой лампочки. Слышался странный шум. Будто мимо ехал поезд. Почему слышно поезд?

Тут Лидочка догадалась — снаружи льет дождь.

Видимо, он начался всерьез — доносившийся шум был ровным и скучным, ветер утих, и природа после долгого перерыва впитывала струи дождя.

— Эге-ге! — закричала Лидочка, стоя под открытым люком. — Эге-ге! Кто-нибудь тут есть?

И тут же поняла, что дождь ей не на пользу. Во-первых, никто в такую погоду из дома и носу не высунет. Катька с подружками прячется где-нибудь от дождя, Ольга, если придет домой, ни за что не догадается, что в тридцати метрах от нее заточена в каменном мешке несчастная дублерша графа Монте-Кристо. Милиционеру Толику также нет никакого смысла искать Лидию Кирилловну. А шум дождя перекроет любой крик из подземелья.

Ну что же делать?

Во всех детективных и приключенческих романах герой находит выход из положения. Или он строит пирамиду из пустых ящиков и по ним выходит к люку (нам здесь не из чего сделать такую пирамиду), или он подстерегает врага и, когда тот необдуманно наклоняется над люком, резким движением накидывает на его голову петлю и тянет его вниз, а там уж в отчаянной борьбе ломает ему шею…

«А потом остается с трупом врага наедине на ближайшие две недели», — сказала сама себе Лидочка.

— Ого-го-го! — закричала она. Ей так не хотелось думать о возможности какого-нибудь дурного исхода, что она продолжала смотреть на себя со стороны и даже подшучивать над глупейшим положением, в котором очутилась.

— Ой-ой-ой! — закричала она. — Кто поедет в Холмогоры?

И тут холодная струйка воды ударила ее по лицу. Несильная струйка, как в ванной, когда постепенно открываешь кран.

Лидочка ахнула и отскочила в сторону. И увидела, как сверху, словно любопытная змея, в отверстии горизонтальной трубы, служившей для вентиляции, показался конец водопроводного шланга, того самого, что лежал, свернутый, возле террасы. Самый обыкновенный пластиковый шланг, для поливки огорода.

Из него лилась вода.

— Вы что, с ума, что ли, сошли? — спросила Лидочка.

Ей никто не ответил.

— Я же ноги промочу, — сказала Лидочка.

Молчание.

— Нельзя быть таким невоспитанным хулиганом, — сказала Лидочка. — Это уже переходит все разумные пределы.

Сверху донесся смех.

— Я не собираюсь вас смешить, — сказала Лидочка. — Вам в самом деле надо меня простудить?

Изящная, некрасивая, со смытыми мелкими чертами, головка Марины Котовой склонилась над люком. Марина вглядывалась в глубину. Лидочка смотрела на нее, запрокинув голову.

— Меньше всего на свете я хотела бы тебя простудить, — сказала Марина. — Неужели я кажусь идиоткой?

— Ты все равно кажешься идиоткой, — сказала Лидочка.

— Ты знала, что это я? — спросила Марина.

— Я оставляла место для сомнения, — ответила Лидочка. — Выключи воду и убери этот шланг.

Марина разглядывала Лидочку настойчиво, будто старалась узнать.

— По твоей милости, — продолжала Лидочка, — мне уже пришлось целый час возиться по горло в желтой грязи. Мне не хочется повторять это приключение. Я бы назвала всю эту историю — дело в двух купаниях.

— Не фиглярничай, Лидия, — строго сказала Марина. — Ты ведь умираешь от страха.

— Пока нет, — сказала Лидочка. — Объясни мне, пожалуйста, что ты делаешь и, главное, зачем?

— У меня нет другого выхода, — тихо сказала Марина. Она скинула пепел с сигареты, стараясь попасть на Лидочку, как на неодушевленное существо.

— Знаешь что, Марина, мы с тобой никогда раньше не ссорились. Дай мне сюда лестницу, я вылезу, и мы с тобой нормально поговорим. И если тебе что-то нужно, я буду рада тебе помочь. У тебя проблемы?

— А дождь зарядил основательно, — сказала Марина. Она была словно в трансе, как под наркозом. Ход мыслей порой ускользал, и ей приходилось делать усилие, чтобы вернуться к действительности.

— Ты дашь мне лестницу?

— Ты знаешь, что не дам.

— Но почему?

— Я хочу, чтобы ты там осталась, — сказала Марина. — Ты догадалась обо всем, и мне придется тебя убить.

— К счастью, ты не можешь меня убить, — сказала Лидочка.

— Я с тобой не согласна, — ответила Марина. — У меня все рассчитано. Я не могу позволить тебе остаться в живых. Я подложила тебе записку в кухне. Ты даже не подумала, что она была написана не его почерком. Тебе не пришло это в твою хорошенькую пустую головку. Тебе достаточно было его подписи. Ах, Сережа, Сережа мне подсказывает! Сережа боялся смерти! Сережа спрятал папку с черновиками в подвале, чтобы враги не нашли!

Марина сердилась и говорила визгливо, с кухонными интонациями.

— Ты знала, что я приду сюда? — перебила ее Лидочка.

— Если бы ты не забралась на дачу, ты осталась бы в живых. Но ты выдала себя. Хорошо, что я предусмотрительно положила книжку с запиской на стол. Видите ли, только они вдвоем знают английский! Сережа мне говорил о том, как ты пыжишься от этого! Вот и допыжилась.

— Где же ты скрывалась?

— В метре от тебя. За дверью на втором этаже.

— И записку ты написала заранее?

— Я была на даче с утра. Мне нужно было еще раз проверить, нет ли на даче моих следов. И не оставить никаких следов черновиков Сергея. Я подозревала, что если ты догадаешься, что я переписала конец романа, то обязательно полезешь на дачу искать черновики. Я за тебя думала. Я всегда думаю за других.

— При чем тут черновики? — Лида старалась изобразить удивление.

— Лида, стыдно притворяться! У нас с тобой сейчас наступил момент истины.

Маленькая серая мышка, всю жизнь при ком-то и всю жизнь мечтает о роли женщины-вамп с пистолетом в руке. Как это плохо кончилось!

— Тогда сама рассказывай, — сказала Лидочка, отходя подальше от струйки воды, падавшей на пол. Вода уже поднялась вровень с досками. Если Марина не отключит ее в ближайшие несколько минут, Лидочка окажется в ледяной воде.

— Мне нечего рассказывать, — заявила Марина. Она пододвинула стул к краю люка и уселась на него, так ей было удобнее. Она смотрела на Лидочку сверху, как король на мышь под ногами.

Лидочка молчала. Некоторое время молчала и Марина. Лишь лилась вода из шланга, и сквозь ее шум пробивался шум ливня за стеной.

Марина не выдержала молчания, ей надо было выговориться — без этого ее торжество было неполным.

— Он меня любил, — заявила она. — Это была долгая, трудная, тайная страсть. Он обещал мне, что, как только окончательно распутается с семейкой Корф, мы соединим наши судьбы. А я приезжала к нему на дачу, он работал, нам было хорошо вместе. Он читал мне… Да, меня смущало появление в романе сексуального символа — Дарии. Но я утешала себя мыслью о том, что художник-мистик имеет право на вымысел, на полет фантазии… Как ты догадалась, что я его убила? Ну, говори же!