Батен поинтересовался, откуда у туземцев вообще взялись зеркала. «Раньше сами делали, а теперь мы привезли», — ответили ему. И верно, Батен не раз видел, как туземцы приносили то на обмен, то на продажу свои старые зеркала, сделанные из золота, отполированного действительно до умопомрачительного блеска, а таласары вместо них давали им обыкновенные, стеклянные, на что аборигены реагировали с необычайным энтузиазмом — надо полагать, что в новоприобретенных зеркалах они надеялись увидеть нечто такое, о чем можно будет вдоволь порассуждать на своих «посиделках».
Батен заметил, что обмен получается не вполне равноценным.
— Напротив, — сказала Сигни, пожав плечами. — Мы, конечно, даем вместо металла стекло, — зато островитяне вместо своих полированных пластинок получают зеркала гораздо лучшего качества.
— И как же они им пользуются?
— Сейчас узнаешь.
Дело было уже через несколько дней после прибытия, когда лагерь, не без участия самих островитян, начал обретать вполне жилой вид; точнее — вид жилой стройки, а неподалеку от него общими же усилиями был воздвигнут палаточный поселок для аборигенов, для тех, кто по каким-то причинам оставался на острове на ночь — а таковых с каждым днем становилось больше.
Долго не задумываясь, Сигни повела Батена в том направлении и обратилась к первому попавшемуся островитянину с каким-то вопросом. Языка она не знала, но несколькими известными словами, а в основном жестами она таки добилась от него, чтобы он понял, чего от него хотят. Абориген знаками что-то показал Сигни в ответ. Та рассмеялась и быстро сбегала к себе. Вернулась она с несколькими листами использованной бумаги и быстро сделала несколько детских игрушек — птичек, рыбок, собачек, ящерок. Островитянин с серьезным видом взял одну из них; остальные разобрали те, кто по своему обычаю пришли глянуть на что-то интересное и остались, когда або-оиген с ними поговорил. Они внимательно присматривались к фигуркам, гладили их пальцами, зачем-то рассматривали на солнце. Потом все вернули фигурки Сигни, и та расставила их в кружок, носами внутрь посреди площади в середине поселка. А островитяне разбрелись по сторонам, расселись, кто где, вынули зеркала и с самым сосредоточенным видом начали всматриваться в них.
Батен наблюдал за этим действом с любопытством, но ничего особенного не происходило. На его удивленный взгляд Сигни усмехнулась и показала глазами на расставленные на песке фигурки.
— Смотри, смотри… — сказала она.
И тут же одна из фигурок, бумажный лягушонок, лихо развернулась носом наружу.
Это можно было бы принять за случайность: мало ли — может, порыв ветра ее развернул. Но вдруг остальные фигурки как по команде тоже начали поворачиваться носами наружу, а одна, самая, видимо, живая, сначала, как все, развернулась на сто восемьдесят градусов, потом возвратилась в прежнее положение, а затем и вовсе поскакала вперед, в центр круга, и остановилась там.
— Забавно? — улыбнулась Сигни.
Батен пожал плечами. Да, эта магия действительно выглядела простой детской забавой, делом ненужным, каким-то бестолковым. Только дикарям и впору развлекаться такими фокусами, дикари — они как дети.
Потом начались будни, которые поглотили Батена полностью. Лагерь на островке, который на языке аборигенов назывался довольно красиво, Секифр, а переводился прозаически — «селедка», превратился в городок с построенным по всем правилам фортом, двумя пирсами для катамаранов. Один из пирсов пустовал — «Ушко» постоянно находилось в разъездах; его обязанностью было развозить по островам небольшие партии для исследований, подвозить им продовольствие. «Спрут» почти сразу отправился в Талас: доложить результаты экспедиции, отвезти первые образцы и коммерческие грузы — партию леса, наменянное золото и разную мелочь. Вернулся он через два месяца в составе целой эскадры кораблей поменьше, везя на борту большую группу специалистов, пополнивших ряды поселенцев; среди них даже оказался старый знакомец Батена — кромник Мергус, правда, прибыл он сюда без своего верного малпы Тхора, но с той же целью — работать в горах по разведке полезных ископаемых; Батен с ним толком не успел поговорить, так как тот тут же отправился на один из дальних островов.
Эскадру составляли в основном купеческие суда; постояв в заливе пару дней, они рассыпались по островам — основывать фактории, строить форты.
С приходом каравана городок на Секифре — Селедочная Голова, как в шутку называли его первопоселенцы, или Клупеа, по-таласски, что звучало более изящно, — разросся далеко за пределы первоначального форта, заняв почти весь островок. Он напоминал теперь какое-нибудь ярмарочное поселение на Краю Земли или маленький филиал самого шумного города Таласа, Искоса: посады, торжища, склады, пирсы. Тоже разросшийся поселок аборигенов — Рыбий Глаз, находящийся всего месяц-другой назад в сторонке от форта Секифр, сейчас находился почти в самом центре поселения.
Против своего ожидания и желания Батен неожиданно оказался на одном из важных постов в этом первозданном бедламе. Сначала он числился помощником по фортификации заместителя коменданта острова по строительству, а когда оказалось, что фортификация не является столь уж необходимой вещью по причине абсолютной незлобивости аборигенов, просто заместителем без особенных полномочий, но, как жесть на ветру, со множеством мелких поручений, а когда его шеф сначала приболел, а потом и вовсе выехал в Талас, Батен стал исполнять его обязанности. Сказать, что это его расстроило, было нельзя, он втайне гордился, что таласары так высоко оценили его способности, но уж больно хлопотная ему досталась должность, и если бы не помощь Сигни, он вряд ли бы справился с ней. Он даже шутил порой, что не его, а именно ее надо было назначать, на что Сигни с усмешкой отвечала, что разницы нет никакой, его или ее — все равно они все делают вместе. Батен смущался, хотя это было сущей правдой.
Как-то так само получилось, что Сигни поселилась с ним в одном доме, а когда прибыло первое пополнение, то всем обитателям форта пришлось потесниться, и они просто-напросто оказались чуть ли не в одной комнате. Это очень стесняло Батена и совсем не беспокоило Сигни. Как ни старался Батен избежать неизбежного, но оно случилось. Все произошло совершенно естественным образом. Ведь естественно, что секретарь и его — ее — начальник должны постоянно быть вместе и рядом — таковы обязанности секретаря; естественно, что работая допоздна или бывая в разъездах, им, бывало, приходилось ночевать в одном помещении и даже в одной постели; и что же может быть естественнее, если при этом они становятся любовниками?
Время шло, и Батен уже начал считать, что он уже совсем привык быть таласаром. Здесь, вдали от Таласа, вдали от Стены, этого вечного напоминания о недавнем прошлом, среди небольшого количества людей знакомых, привычных, своих, в обстановке, когда ты знаешь всех и все знают тебя, и ты просто один из всех, а не пришелец и не чужак, это оказалось довольно легко.
Но совершенно неожиданно жизнь вновь напомнила ему о покинутой Империи.
На втором году его работы на Ботис прибыл корабль с беглецами, начальником которых был сам князь Сабик Шератан.