Вперив внимательный взгляд в помертвевшее лицо Валери, он, будто в насмешку, коснулся ее бокала бокалом Винсента, приподнял его, салютуя, и сделал изрядный глоток.
…Сузи громко ахнула, и Ханннес снова дернулся, пытаясь оглянуться…
— Я всего лишь на миг коснулся вашего сердца, милая дама, — насмешливо проговорил призрак, — а стоило мне сжать кулак…
Валери вдруг почувствовала, что у нее начало гореть лицо. Нет, не от того, что могло бы случиться… точнее, не только от того… или даже вовсе не от того! Просто лицо горело, и, чтобы чуть охладить себя, Валери одним глотком выпила свое вино.
— Вы так и не сказали, минсэре, откуда вы берете такие прекрасные костюмы? — улыбнулась она.
Призрак сделал еще один глоток и, прежде чем ответить, сказал одобрительно:
— Прекрасное вино. А костюмы, милая дама, берутся из зеркал.
Он замолчал, глядя на Валери через столик, и вдруг сказал совсем другим тоном:
— А вы смелы, милая дама. И к тому же необыкновенно красивы. Я вам еще не говорил об этом?
— Нет, — сказала Валери, чуть не задохнувшись. — Но я хотела бы, чтобы вы мне об этом сказали.
— Вы великолепны! — с готовностью произнес минсэре Бертольф…
— Господи, что будет, что будет, — бормотала Сузи. Танец давно закончился, начался новый, но она не могла танцевать — ей было страшно.
Ханнес уже не дергался. Обняв дрожащую подругу, он тоже смотрел через зал, где за их столиком происходило что-то, чего он понять не мог, но готов был по малейшему слову Сузи сделать что-нибудь… ну то, что она скажет!
Но Сузи ничего не говорила, а только бормотала про себя:
— Никогда больше не буду ворожить! Никогда!..
Минсэре — нет! просто Бертольф… Бертольф поставил на стол пустой бокал.
— Я не завзятый танцор, но я хотел бы пригласить вас, милая дама, на танец, — произнес он, вставая и весьма изящно при этом кланяясь. — Вы не откажете?
— Не откажу, — рассмеялась в ответ Валери. «Как я буду танцевать? — подумала она с веселым удивлением. — Я же совершенно пьяна!» — Только с одним условием: не называйте меня больше «милая дама». Я — Валери. Просто Валери.
Бертольф согласно кивнул, и она протянула ему руку. Прикосновение его было ледяным.
Валери чувствовала исходящий от Бертольфа холод даже сквозь плотную ткань жакета; что уж говорить о ее ладони, на которой лежала его рука. Но Валери никогда еще не испытывала такого странного ощущения. Ее бросало то в жар, то в холод, голова кружилась, хотя танец был медленным и плавным, и они не столько двигались, сколько стояли, овеваемые музыкой. Какая-то часть сознания Валери отмечала необычайность происходящего: «Что со мной? Я пьяна? С одного бокала?», но другая часть гнала эти ненужные сейчас мысли прочь: «Потом, потом… Мне так никогда не было хорошо…» Валери успокоилась и опустила голову на кажущееся таким надежным плечо Бертольфа. И она поняла, что не могильным холодом веет от него, а пьянящей вечерней прохладой.
— Мир людей не так уж плох, — прошептала она.
— Он хорош, потому что в нем есть ты, — тихо ответил Бертольф.
— Потому что в нем есть я, — повторила Валери. — И Сузи, — добавила она, — и ее Ханнес, и даже Антип Гоше, которого ты, помнишь, напугал, по телефону. — Она счастливо засмеялась. — Мир хорош, потому что в нем есть все мы, — закончила она, и Бертольф нежно прижал ее к себе.
— Только мы, — возразил он.
— Да, — согласилась она.
Музыка уже не звучала, но они продолжали стоять на опустевшей площадке посреди зала.
— Я тебя люблю, — сказал Бертольф.
— Неправда, — кокетливо возразила она. Ей так не хотелось отрываться от его теплого плеча.
— Посмотри на меня, — попросил он, и Валери подняла к нему счастливое лицо.
И когда она увидела его серые глаза, случилось то, что должно было случиться, если бы на месте Бертольфа был Винсент.
Их губы встретились и остались вместе.
Вот теперь на них с любопытством и интересом смотрел почти весь зал. Но для них не было в мире никого, кроме них двоих. Не было в мире ни стыдливости, ни удивления. Остались только их жаркие губы…
— Это невозможно, — твердила Сузи. — Этого не может быть…
— Чего? — не понял Ханнес. — Слушай, а кто этот парень?
— Это невозможно… Это абсолютно невозможно…
— Да чего такого? — пожимал плечами Ханнес. — Ну целуются, и что?
— Это чудо, баран! — рассмеялась Сузи. — Это обыкновенное настоящее чудо!
— Да где?!
— Тень! — показала Сузи. — Посмотри на тень!
Ханнес посмотрел вниз и раздельно произнес:
— Ни-че-го се-бе…
В ярком свете заливающих пустую площадку ламп рядом с густой тенью Валери наливалась чернотой поначалу совершенно невидимая тень минсэре Бертольфа.
А разве у призрака может быть тень?
Поэтому заклинаю вас, дети мои, никогда не покидать дом свой в сумерки и после захода солнца, когда силы зла властвуют на земле беспредельно.
Артур Конан Дойл. «Собака Баскервилей» [1]
1
Сузи придирчиво перебирала яблоки, откладывая те, что, на ее взгляд, не годились для варенья. Яблоки были очень мелкие, и работа больше напоминала переборку фасоли.
— Охота тебе время тратить на такую мелкоту? — спросила Магда. Она только что вошла в сад, и эти слова послужили заменой приветствию. — У тебя есть яблоки и покрупнее.
Сузи подняла взгляд от таза с яблоками.
— Это сорт «Регина де Корис», — сказала она. — Наилучший сорт для наилучшего яблочного варенья.
Магда с сомнением посмотрела на мелкие, размером с небольшую сливу, плоды.
— Ну, не знаю…
— А что тут знать? — проговорила Сузи, встряхивая таз. — Сорт старинный, давно известный, мне все соседки завидуют. Да и просто поесть — они очень вкусные. — Она зачерпнула пригоршню яблок и всыпала Магде в карман куртки.
Магда с сомнением взяла одно яблоко и неуверенно укусила. Против ожидания оно оказалось ничуть не жестким; медового вкуса.
— Но кажется мне, — продолжала Сузи, — что ты похвастаться пришла. Глаза-то горят. Ну говори, говори, как съездила, как отдохнула?