Мосты ей снились. Пешеходные и автомобильные, каменные и железобетонные, арочные и висячие — неизменно высоко вознесенные над водой или бездонной пропастью, они вдруг начинали рассыпаться у нее под ногами: огромные куски бетона падали вниз, и Занни начинала падать следом. Но только начинала, потому что сразу же просыпалась. Но во снах она высоты не боялась. Ступая на очередной мост, Занни с интересом и удовольствием смотрела вокруг — на солнечный простор, на зеленые кроны деревьев внизу — и голова не кружилась, и не надо было унимать дрожь в ногах, не надо было бояться, что высота вдруг властно поманит шагнуть в пустоту… Нет, безмятежными и прозрачными были сны до той самой секунды, пока мост под ногами не начинал крошиться…
В один из летних дней Занни валялась на травке в саду приюта и размышляла о том, как приучить себя не бояться высоты. Можно, например, каждый день выбираться через чердачное окно на крышу, сидеть там, прижимаясь спиной к надежной стенке и привыкая к виду окрестностей внизу.
Тут, как назло, появилась сестра-воспитательница. Она с ходу начала выговаривать за испачканную одежку, а уж потом сообщила, что к Занни пришел посетитель.
— Новые родители? — вздохнула Занни.
— Нет, — поджала губы сестра-воспитательница.
Круг гостей у Занни был невелик: дамы из комиссии по надзору, детский психолог и старший инспектор Коэн. Впрочем, его, пожалуй, можно было и не считать — он появлялся не чаще раза в год, обычно под Рождество. Коэн стойко переносил ее неприязнь, все еще надеясь, что она проговорится о том, что случилось на озере Сент-Этьен. В прошлый раз Занни под видом воспоминаний наплела ему всякой чепухи, в которую он вряд ли поверил. Было куда интереснее, когда он рассказывал о криминалистике, но в прошлое Рождество Занни так и не удалось разговорить инспектора на эту тему.
Беседы с дамой из надзора были скучнее, хотя в свое время Занни изрядно поразвлекалась, с робким, запуганным видом сообщая разные гадости о сестрах-воспитательницах. Но, к немалому разочарованию Занни, чиновник, которому потрясенная дама пересказала всю эту чушь, оказался достаточно здравомыслящим и не поверил ни единому слову. После тонкого и деликатного внутреннего дознания за Занни закрепилась репутация злобной лгуньи. На ошибках учатся, и Занни сообразила, хоть и несколько запоздало, что лгать надо не так, чтобы верили дураки, а так, чтобы поверили умные, и клевета ее стала изощреннее.
А вот с психологом следовало быть поосторожнее: он ведь на этих штучках собаку съел, и опыта у него было побольше, чем у Занни, которая осваивала психологию методом проб и ошибок. Она быстро поняла, что врать ему бессмысленно, и вернулась к своей прежней тактике «молчи и выжидай». Психолога это смущало мало; он легкомысленно болтал с ней, а порой предлагал разные хитрые игры. Вот в играх-то и были всякие ловушки; Занни это сразу раскусила и стала играть по своим правилам. Дает он скажем, листочек с кляксами и спрашивает, на что кляксы похожи, — Занни честно отвечает: «На кляксы». Он объясняет, что в кляксах, при некотором воображении, можно узнать слона или крокодила. Занни поднимает ясный взор к облакам и молчит. Потом, когда психолог уже теряет надежду узнать, на что похожа клякса, Занни вдруг опускает взгляд на листок и роняет: «На слона». Он, бедолага, уже думает, что Занни капитулировала, но она и на втором листке видит слона, и на третьем, и на четвертом… а потом снова надолго замолкает. А однажды психолог дал стопку карточек с вопросами и попросил разложить по ответам: «да» — направо, «нет» — налево. Занни добросовестно читала вопросы и отвечала. В итоге четные карточки почему-то оказывались справа, а нечетные — слева.
Однако игры с психологом быстро утомляли. Хорошо бы сегодня пришла дама из надзора. А еще лучше — старший инспектор Коэн.
Но не было ни психолога, ни дамы из надзора, ни — увы! — старшего инспектора Коэна. Был щуплый невзрачный человек, лицо которого показалось Занни знакомым. Она напряглась, насторожилась. На глазах вдруг выступили слезы.
— Занни, что с тобой?! — встревожился посетитель.
— Кто ты такой? — требовательно спросила девочка.
— Я Майк, — объяснил он. — Помнишь, я нашел тебя на улице Шевальер…
Занни терпеливо выслушала его сбивчивый рассказ и даже, кажется, смутно что-то припомнила.
— А, так это ты мне открытки присылаешь? — сказала она, успокаиваясь.
— Да, я. Никак не мог, понимаешь, раньше тебя навестить… Ну, то я был занят, то потом тебя в семью отдавали…
Он неловко замолчал и начал выгружать из сумки конфеты, печенье, булочки, фрукты, большую коробку с куклой.
— Я в куклы не играю, — сообщила Занни. — Я уже взрослая.
Он огорчился. Было видно, что он представления не имеет, что нужно дарить двенадцатилетним девочкам, и все эти куклы-конфеты купил просто потому, что так принято… зато от чистого сердца. Занни даже пожалела его — распаковала куклу, подержала в руках.
— О какая красивая, — со сладкой улыбкой промолвила она. — У меня никогда такой не было.
Она лгала — бывали у нее куклы и получше этой. Однако гость был такой забавный, что стоило немного подбодрить его.
— Тебе нравится? — с радостной надеждой спросил Майк.
— Конечно! Я же сказала! — ловко изображая искренность, закивала Занни. — А конфеты вкусные?
— Фрукты в шоколаде, — проговорил Майк, протягивая коробку.
— Я их очень люблю, — объявила Занни, развязывая ленточку. — А миндаль в шоколаде там есть?
— Да, кажется, — неуверенно ответил Майк.
Занни открыла коробку, выбрала конфету с миндалем и протянула коробку Майку. Тот неловко тоже выбрал. Занни пошла с коробкой к воспитательнице, надзиравшей за встречей, сделала книксен, как благовоспитанная девочка, и предложила:
— Пожалуйста, угощайтесь, сестра Алиция.
Воспитательница взяла конфету, поблагодарила. Зная каверзный характер негодной девчонки, монахиня заранее сочувствовала посетителю — Занни наверняка затевала очередную жестокую шутку. Следовало бы предупредить Майка, и сестра хотела, улучив момент, тихо сказать ему об этом, но Занни уже кое-что понимала в психологии, поэтому сложила подарки в кучу и повела Майка гулять в парк.
Парк при приюте был старинный, взращенный не одним поколением садовников. В прошлые столетия по его аллеям чинно прогуливались благочестивые сестры, зорко присматривая за пансионерками, порученными их попечению. В те времена здесь проживало около полусотни юных девиц, которым прививались навыки, необходимые для достойного замужества. Однако мировые войны и последовавшие за ними перемены затронули даже патриархальную Северингию, и в монастыре расположился сиротский приют.
Занни знала в парке уйму укромных местечек, но гулять с Майком она вышла на главную аллею, окруженную ухоженным газоном и просматривающуюся насквозь. Майк чувствовал себя неуверенно; прошли годы, и маленькая девочка превратилась в подростка, а как обращаться с подростками, особенно с девочками, Майк не имел ни малейшего представления. Он покорно шел рядом с Занни, ведомый за руку, и отвечал на ее вежливые вопросы. О своем основном занятии, не вполне законном, а потому хоть и приносящем определенный доход, но порой приводящем его в тюрьму, Майк не упоминал, рассказывал о случайных заработках, об улице, на которой живет, о своей квартире.