Ужас, подумала я. Чтобы вызволить Энтони Грина, мне пришлось стать одной из них. Как же я сразу не сообразила?
— Ты, наверное, устала, дорогая, — сказала тетушка Мария.
Я действительно очень устала. И мгновенно заснула. Что было потом, не знаю, — только на следующее утро я проснулась в приюте.
Это была серая комнатка с одним серым оконцем, выходившим на туманный лес. Разбудил меня рев экскаваторов, которые начали разравнивать остатки бугра. По шуму я сразу поняла, где очутилась. Даже если бы я не слышала экскаваторов, то поняла бы и по запаху — пахло как в школе, только гуще и холоднее. Я подскочила. Первое, что я увидела, — это собственную заплесневелую тетрадь, лежавшую на серой тумбочке у кровати, а рядом — ручку. «История принцесс-двойняшек». Я схватила ее и открыла — и обнаружила записку тетушки Марии под названием на титульном листе. Почерк у нее тоже был приторный и плюшевый. По всей видимости, тетушка Мария считала, будто от этой записки я стану сокрушаться и каяться. Ну уж нет! Чары с меня спали. Наверное, если я должна была превратиться в ее следующую Наоми, мне полагалась свободная воля. Я подошла к двери и подергала за ручку.
Дверь оказалась не заперта. Я выскочила в коридор и лицом к лицу столкнулась с Филлис Форбс. На ее румяном личике школьницы читалось явное раздражение.
— Звонка не слышала, что ли? — сказала она. — Вставай, лентяйка! Завтрак скоро кончится!
— С какой стати? — возмутилась я. — Я здесь не живу!
— Теперь — живешь, — сказала она. — Одевайся или останешься голодной!
Есть я хотела. Одежда лежала на стуле. Я вернулась в комнату и оделась, а Филлис Форбс стояла у меня над душой. Она меня бесила. А к концу завтрака она взбесила меня еще сильнее.
Сироты были внизу, сидели в длинной серой комнате, тихо ели мюсли и запивали их водянистым молоком из одноразовых стаканчиков. Филлис Форбс пихнула меня на скамейку у ближайшего длинного стола и сердито удалилась. Сироты разом посмотрели на меня с абсолютно одинаковым серьезным клонским выражением. Я была тут самая старшая. И от этого почувствовала себя совсем лишней.
— Хватит сидеть! Делайте что-нибудь! — крикнула я им. — Вы же наглотались вещества из зеленой шкатулки. Неужели ничего не изменилось?
А они все смотрели на меня, а потом одновременно перевели взгляд на Зенобию Бейли. Она тоже была в белом халате, как и Филлис Форбс. Подбежала ко мне, цокая каблуками, и со стуком поставила передо мной на стол миску мюсли.
— Молоко в кувшине, — сказала она. — Ложки вон там, в лотке.
— Вы тут работаете? — спросила я.
— Я безвозмездно уделяю сиротам три утра в неделю, — ответила она. С большим достоинством.
Мне стало интересно, узнала она меня или нет.
— Какая щедрость, — сказала я. — А тут что, кормят одними мюсли? Терпеть не могу мюсли. Они похожи на мышиные какашки.
— Ешь, — велела она. — Они полезные.
— Не буду. Меня вырвет, — отчеканила я. — Сухая корка и то лучше.
Зенобия Бейли вздохнула.
— Филлис! — крикнула она усталым голосом. — Тут одна упирается.
Из глубины серой комнаты на меня надвинулась сердитая Филлис Форбс.
— А, само собой, — сказала она. — Эта у нас с претензиями. Слишком много о себе воображает. Будешь есть, как хорошая девочка? — спросила она у меня.
— Нет, — ответила я. — Терпеть не могу мюсли.
— Придется тебе съесть все до крошки, — сказала она с легким подобием улыбки.
И мне почему-то пришлось. Я совала в рот полные ложки колючей серой массы, и давилась ею, и опять зачерпывала ложкой, и изюм казался мне даже больше похожим на дохлых синих мух, чем обычно, но есть все равно пришлось. С моими чувствами Филлис Форбс ничего не сделала. Она просто запихнула их во что-то вроде прозрачного мешка, и там они бились и бурлили, а я не могла до них обраться. Мне надо было послушно сидеть за столом и есть мюсли.
Когда я все доела, Филлис Форбс хлопнула в ладоши.
— Дети, идемте, — крикнула она. — Активные занятия.
Все сироты послушно встали и строем зашагали из серой комнаты, а Филлис Форбс стояла у стены, скрестив руки на груди. Выходит, Элейн у тетушки Марии не единственная полицейская надзирательница, подумала я. Встала и подошла к ней.
— Что такое активные занятия? — спросила я. Потом рыгнула с запахом мюсли и подумала, что меня сейчас вырвет.
Она зло улыбнулась мне.
— Мальчики занимаются гимнастикой, — сказала она. — Девочки — танцами. Тренируют мускулатуру.
— Я хочу заниматься гимнастикой, — заявила я.
— А будешь — танцами, — сказала она. — Так полагается воспитанным девочкам. Тебе туда.
Я уже понимала, что она может меня заставить, поэтому пошла, куда она показала, но с мятежным видом — насколько осмелилась.
Танцевальные занятия происходили в пустой комнате, а девочки-сироты выстроились по стенам. Миссис Ктототам по имени Энн Хэвершем сидела за пианино в углу.
— Все здесь? — крикнула она.
Я подошла к ней.
— Вы тоже безвозмездно уделяете сиротам три утра в неделю? — спросила я.
— Нет, я здесь каждый день, дорогая, — ответила она. — Встань к остальным.
— Тогда потребуйте зарплату, — сказала я. — Иначе это рабство.
Она не обратила на меня внимания и крикнула:
— А теперь мы все станем феечками!
И заиграла легкомысленный фейный мотивчик. Я отошла в сторонку, встала у дальней стены и начала смотреть, как девочки-сироты семенят маленькими шажками, размахивая руками.
Филлис Форбс снова улыбнулась мне мерзкой улыбочкой.
Я обнаружила, что тоже вынуждена танцевать. Мои чувства снова засунули в полиэтиленовый мешок. Тяжелая и нелепая, я бежала, размахивала руками и скакала в такт фейному мотивчику. По сравнению с другими девочками я была огромная. Я злилась все больше и больше — но мои чувства были спрятаны в прочный полиэтиленовый мешок, поэтому я ничего не могла, только пухла изнутри. Я понимала, каково было Крису, когда он говорил гадости тетушке Марии. Когда все мы стали размахивать руками с тошнотворной грацией, мюсли растопырились у меня в животе большим серым комом, и мне стало еще хуже. А ведь Энтони Грин тоже плясал, подумала я. Чтобы выразить свои чувства.
Тут мне пришло в голову, что ведь я полна веществом из зеленой шкатулки — во мне его гораздо больше, чем в сиротах, — а еще впитала силу, которую тетушка Мария дала Наоми, хотя сама я этого и не заметила. Значит, у меня хватит сил — хоть на что-нибудь. Я вся напряглась. И полиэтиленовый мешок лопнул, и я заплясала, словно Энтони Грин, заскакала и закружилась, вскидывая ноги и подняв руки над головой. Это было чудесно. Сироты замерли на месте и уставились на меня.