Новеньких звали Мерти и Монти. К вечеру, когда они оказались в грязной и полуразрушенной овчарне, они уже выплакали все слёзы. Крешо и Морон раздали, как обычно, яблоки и кашу, и дети разбрелись по углам, стараясь подольше растянуть скудный ужин. Роби окинула всех долгим взглядом: двух новеньких, Крешо и Морона, Галу, остальных. Потом оглядела свои синяки: те, которые заработала сегодня. Ещё раз взглянула на детей и снова на синяки. Мерти и Монти плакали, Гала безуспешно пыталась утешить их, потом Крешо и Морон приказали им прекратить нытьё, но и это не помогло, наоборот, новенькие зарыдали ещё сильнее. В конце концов Роби не выдержала, выскочила наружу, прежде чем Крешо и Морон успели её задержать, и вернулась с корзинкой масла в руках.
— Да ну его к чёрту, — сказала она, — я хотела съесть масло сама, и я это заслужила! Смотрите, сколько синяков… Всё дело в том, чтобы отвлечь внимание: когда я уронила котёл, все на мгновение посмотрели в другую сторону, и я спрятала масло под телегой. Если отвлечь внимание, можно сделать то, что хочешь. Главное — быстро, тогда можно украсть что угодно. Я украла бы и корону у короля. Масло я забрала потом, когда никто уже не смотрел. А теперь… теперь хватит реветь, каждому понемногу масла на палец и в кашу… как дома. Если бы я ела его сама, это было бы слишком долго, и рано или поздно меня бы накрыли с поличным.
Последовали овации.
Начался праздник.
Не то чтобы дети чувствовали себя как дома, но хотя бы на один вечер исчезли грусть и голод. Даже Крешо и Морон были слишком поражены, слишком восхищены и слишком обрадованы, чтобы, как обычно, нападать, приставать, угрожать и отнимать.
Плач прекратился. Даже новенькие, тесно прижимаясь друг к дружке, немного успокоились.
Роби снова и снова объясняла, как нужно красть. Наглядно продемонстрировала. Потом кто-то спросил, откуда она знала, что в этой корзине было масло, и тогда она объяснила: Б — блинчики, две Р — Роби и О — окорок. Это произвело ещё большее впечатление, чем основные правила искусства воровства. Дело в том, что абсолютно все дети считали умение читать чем-то вроде волшебства! Чтение было непостижимой, необъяснимой и неприобретаемой способностью, делившей мир на тех, кто ею обладал — в какой-то степени высших существ, и на тех, кому, как и им, в течение жизни не дано было постичь это искусство. Но вот Роби, лёжа на утоптанной земле, ещё и ещё раз чертила в пыли четыре буквы, и волшебство становилось реальностью. Роби знала и букву М, вышитую на платье дочери старейшины, и новенькие совсем перестали плакать, снова рисуя пальцем на земле два холма — первую букву их имён. Потом Роби вспомнила А — Арстрид, и букв стало шесть.
Дети долго рисовали их на земле перед тем, как заснуть, и Роби показалось, что эти знаки на утоптанном полу были почему-то очень важны, может, даже важнее, чем масло. Как будто с этой минуты все дети стали менее ничтожными.
Свеча потухла, и все заснули.
Как только Роби закрыла глаза, всё снова стало зелёным, зелёным с чудесными золотыми узорами.
Чтобы не испачкать нижнюю часть одеяния, Йорш подтянул платье и завязал узел на талии. Это была самая неудобная одежда из всего, что ему довелось носить. Даже ужасные жёлтые лохмотья «для эльфов», в которые он был облачён в детстве и которые, при всей тяжести, ничуть не согревали, были удобнее этого развевающегося облака из белого льна. Но всё-таки он постарался сделать всё возможное, чтобы не испачкать и не порвать новое одеяние. Йорш устроился на ночь на подоконнике одного из окон библиотеки с целыми стёклами, предварительно выметя место ночлега метёлкой из упавших хвостовых перьев бесчисленных сорок, обитавших под старинными потолками.
Эльф проснулся рано утром, весь в поту и с колотящимся после ночных кошмаров сердцем. Всю ночь ему снилась горящая деревня и слышались крики о помощи, разносящиеся в темноте и оставшиеся без ответа. Он всё больше стремился отправиться в дорогу. Его прекрасное одеяние почти совсем не испачкалось. Дракон был на улице, на свежем воздухе. Эльф вышел к нему и сообщил о своём твёрдом решении как можно скорее отправиться на поиски женщины и охотника. Только потом, спокойно и, может быть, с помощью Монсера и Сайры, он занялся бы поисками будущей невесты. Конечно, он был ещё молод, но по традиции все эльфы очень рано начинают искать себе невесту, даже если им приходится ждать потом годы, прежде чем соединиться с ней браком. И выбранная супруга остаётся единственной любовью всей их жизни. Потому что любовь для эльфов слишком важна и стоит того, чтобы посвятить ей всю жизнь. Часто в эльфийских семьях хранили какую-нибудь игрушку, которой играли, будучи детьми, родители и которой будут играть произведённые ими на свет создания. В его случае это был голубой волчок: его отец ещё в детстве подарил игрушку его маме, и потом волчок перешёл к нему.
Йорша мучили сомнения, он не знал, как действовать. Юноша спросил у дракона, подходит ли его одеяние для поисков невесты, на что Эрброу успокаивающе заверил, что та девушка, которая примет юношу в таком виде, наверняка будет образцом терпимости и широты мировоззрения.
После чего дракон опустил глаза и продолжил есть куски мяса с жареных птичьих крылышек.
— Что ты делаешь? — в недоумении спросил эльф.
— Завтракаю, — радостно ответил дракон.
Он показал длинный вертел, сделанный из целого ствола молодой сосны, на котором покоилось то, что осталось от дюжины различных птиц: сорок, сов и глухарей.
— Таким образом, я помог тебе убраться к свадьбе. Я сделал половину работы, чтобы очистить жилище, чему твоя супруга, если тебе суждено её найти, будет несказанно рада. От птиц мы избавились, тебе осталось лишь позаботиться о чистке пола, я свою половину работы сделал.
Йорш уставился на дракона в оцепенении, застыв от ужаса. Он съел сорок! И сов! Маленьких, хорошеньких сов с их по-смешному суровым видом и нежных сорок. Да, они ужасно галдели, не говоря уж о невероятном количестве производимых ими экскрементов. Птицы действительно были невыносимы, но это не давало никому права слопать их, как горошины из стручка.
— Как ты мог? — проговорил он, как только к нему вернулся дар речи.
— С розмарином, — невозмутимо ответил дракон, — за дверью целый куст растёт.
Дракон широко зевнул и начал ковыряться в зубах, используя в качестве зубочистки то, что осталось от бёдрышка глухаря.
— Ну, — спросил он, — когда мы отправляемся?
— Мы? — растерянно произнёс Йорш.
— Мы, — спокойно подтвердил дракон.
Этого Йорш совсем не ожидал. Такая мысль даже не приходила ему в голову. Отправиться в мир людей с драконом? Как это? Это было не очень… как бы сказать…
— …презентабельно, — запротестовал он. — Ты не очень презентабелен. Ты прекрасен, можно даже сказать, великолепен, но мне нужно пройти незамеченным среди людей, которые уже будут в ужасе от мысли, что я эльф, не стоит усугублять их страх присутствием дракона.