Порядок навел не кто иной, как странный Жанен Деревянный Зад. Своим властным, замогильным голосом, больше напоминающим грозный звериный рык, калека повергал в дрожь остальных нищих и подавлял их. Всего несколько резких слов — и человек-колода пресек потасовку. Взглянув на пристававшего к ней бродягу, Анжелика заметила, что его щеку пересекли кровавые полосы и он прикрывает рукой глаз. Но остальные хохотали.
— О-го-го! А девка-то здорово тебя разукрасила!
Анжелика с удивлением услышала, что сама смеется. Выходит, смеяться не труднее, чем спуститься в самую бездну ада? А страх… В конце концов, что такое страх? Для нее его больше просто нет. Страх — удел славных парижан, которые дрожат, когда под их окнами вереницы нищих тянутся к кладбищу Невинных на встречу со своим королем, Великим Кесарем.
— Она чья? — спросил кто-то.
— Наша! — прорычал Деревянный Зад. — Я сказал.
Их пропускали вперед. Никто из нищих, даже крепко стоящих на ногах, не пытался обогнать калеку Жанена. Когда дорога пошла в гору, двое бандитов, переодетых солдатами — их называли «бродягами», — поспешили подхватить таз безногого и понесли его наверх.
Запах в этом городском квартале становился все более зловонным и отвратительным: все вокруг обволакивала сладковатая вонь разложения, и запах гниющих в канавах мяса, сыра и овощей. То был квартал Центрального рынка, расположенный по соседству со страшным кладбищем Невинных.
Анжелика никогда здесь не бывала, хотя это мрачное кладбище считалось одним из самых популярных в Париже мест для свиданий. Даже знатные дамы наведывались туда в «книжные магазины» или «бельевые», устроенные в лотках прямо под оссуариями.
Самое обычное зрелище — галантные кавалеры, гуляющие средь бела дня со своими возлюбленными и небрежно откидывающие кончиком трости попавшийся под ноги человеческий череп или человеческие кости, абсолютно не обращая внимания на пение погребальных псалмов.
По установленной традиции, ночью на кладбище никого не арестовывали, и здесь было прибежище мошенников и бродяг, а развратники приходили сюда в поисках подруги для одиозных любовных утех.
Процессия наконец приблизилась к кладбищенской стене, обрушившейся во многих местах до такой степени, что через провалы можно было без особых затруднений проникнуть на территорию кладбища. Тут из главных ворот навстречу оборванцам вышел местный звонарь, в черном балахоне с вышивкой, изображающей черепа, скрещенные кости и серебряные капли-слезы, и ровным голосом объявил:
— На улице Жестянщиков есть покойник. Назавтра для похоронной процессии нужны плакальщицы. Каждой выдадут по десять су, юбку или черный плащ.
— Мы пойдем, пойдем! — воскликнули несколько беззубых старух.
Они бы сразу и отправились занимать местечко на Жестянщиках, да остальные на них накинулись, и Деревянный Зад грозно рыкнул:
— К дьяволу! Кто тут собрался по своим делишкам, когда нас ждет Великий Кесарь? Чертовы старухи! Порядок забыли? Руки до вас не доходят, честное слово…
Пристыженные нищенки опустили головы, подбородки у них затряслись. И вот через проломы в ограде все полезли на территорию кладбища.
Звонарь ушел, тряся колокольчиком. То и дело на перекрестке дорожек он останавливался, чтобы, подняв голову к луне, заунывно затянуть псалом:
Вечный покой даруй им, Господи,
И вечный свет пусть светит им…
Анжелика, с расширенными от ужаса глазами шла мимо валявшихся повсюду трупов. Тут и там разверзли пасть братские могилы, уже наполовину заполненные мертвецами в белых саванах и ждущие новой порции трупов, чтобы захлопнуть свой зев.
Несколько памятников и могильных плит, установленных прямо на земле, отмечали места захоронения более обеспеченных семей, хотя вот уже несколько веков кладбище Невинных предназначалось для городской бедноты. Богатых хоронили на кладбище Святого Павла.
Луна наконец воцарилась на безоблачном небе, осветив тонкий слой снега на крыше кладбищенской церкви и примыкающих к ней строений.
В неярком лунном свете поблескивал крест Бюто — высокое металлическое распятие, установленное рядом с кафедрой, как называли защищенное пирамидальной крышей возвышение посередине кладбища, к которому вели несколько ступеней.
На холоде тошнотворная вонь чуть ослабла. Впрочем, никто не обращал на нее внимания, да и сама Анжелика равнодушно вдыхала воздух, насыщенный ядовитыми испарениями.
Она с ужасом смотрела на отходящие от церкви галереи, образующие стену четырехугольного в плане кладбища. В какой-то момент ей даже показалось, будто она переживает ночной кошмар. Готические галереи завершались стрельчатыми аркадами, а в их нижнем ярусе торговцы днем раскладывали на лотках товар.
Галереи были перекрыты черепичной крышей, которую поддерживали деревянные подпорки со стороны кладбища, открывая между стрельчатыми верхушками аркады пустоты, заполненные человеческими костями. Там находились тысячи черепов и разных фрагментов скелетов. Житница смерти с ее зловещим урожаем открывала взорам невероятные нагромождения костей, которые разрушал ветер, а время обращало в прах, наводивший живых на философские размышления о тщете всего сущего. Когда одни останки рассыпались, на их место помещали другие, только что вынутые из кладбищенской земли.
Рядом с могилами виднелись кучки костей, причем устрашающие белые круглые черепа были заботливо положены могильщиком сверху: завтра они займут свое место в оссуарии над галереей.
— Что это… что это такое? — пробормотала Анжелика. Зрелище показалось ей настолько невероятным, что она подумала, будто лишилась рассудка.
Взобравшийся на одну из могил карлик Баркароль с любопытством взглянул на Анжелику:
— Костница! Костница Невинных. Самая красивая в Париже!
И помолчав секунду, добавил:
— Ты откуда такая взялась? Ты что, никогда такого не видала?
Анжелика села рядом с карликом.
С той минуты, как она, почти не отдавая себе отчета, расцарапала физиономию бандиту, ее оставили в покое и больше с ней не заговаривали. И если кто-то и бросал на нее любопытный или привычный взгляд, тут же звучало предостережение:
— Деревянный Зад сказал, что она наша. Поберегись, мужики!
Анжелика не заметила, как кладбище, полупустое к моменту их появления, постепенно заполнилось оборванной, страшной толпой.
Ее ошеломил вид костницы. Она не знала, что это мрачное пристрастие собирать скелеты в кучу в одном месте — отличительная черта Парижа. Все крупные храмы столицы пытались составить конкуренцию Невинным. Анжелика сочла это ужасным, а Баркароль, напротив, находил восхитительным. И даже промурлыкал себе под нос:
…Гибель и смерть впереди.
Так грустно, что мир покидаем,
Не зная, куда нам идти.