Трудный возраст. Вспоминаю себя, каких дел тогда накуролесил, а девочке вдвойне тяжелее, тем более, учитывая развод. Для ребёнка особенно глубокая травма, но Лиза её верно пережила. Она не считалась папенькиной дочкой и к уходу отца из семьи отнеслась степенно, если не равнодушно – без паники и истерики. По привычке осталась с мамой, имевшей неплохую пенсию от «Газпрома» или «Сибнефти», жила себе без особых проблем, а отец исправно платил алименты и иногда наведывался проведать дочь. Коренным образом мало что изменилось. Только подарков больше, как и поздравительных открыток на Новый год, а в остальном та же скука. Не фонтан. Лиза быстро стала самостоятельной. Училась, зарабатывала и постепенно отдалялась от предков. Настолько, что почти забыла о них, вспоминая, когда я ей напоминал – парадоксально. А когда вспоминала, то удивлялась: что с ними? Живы ли? И зачем вспомнила? Думается мне, Лиза обижена на них сильно, вот и дуется до сих пор, а простить не может, стирает их ластиком, а стереть не получается, потому что невозможно стереть родителей, даже когда их нет на белом свете. Родители – навсегда. К сожалению, их не выбирают…
Белые полосы асфальтной разметки вели нас к неизведанным впечатлениям.
За рулём сидела Лиза. Я плохо представлял, куда она катит Маздочку. Узнавал лишь знакомые очертания проспектов и несколько площадей. Постепенно сбился с пути, прекратив попытки запомнить маршрут. Лиза предпочитала сохранять молчание. Уже с утра она была не особо разговорчива, как будто экономила себя к чему-то очень важному – очень важное случится непременно. Осталось совсем чуть-чуть – домчаться до цитадели порока.
Я не понимал, как Лиза так легко ориентируется во всех спрятанных от широкого обозрения второстепенных улочках и проездах, будто катается по ним каждый насущный день. Любимая спокойно вела авто и ни разу не просила о помощи. Очередной повод для удивления, но я давно привык удивляться, и потому только восхищался. К восхищению привыкнуть нельзя.
Мы вырулили на узкую улицу и увидели дворы с обшарпанными стенами и разваливающимся парапетом. Слева и справа громоздились каменные высотки советской постройки. Рядом примостились чудом сохранившиеся ветхие дворянские гнёзда, скорее, превратившиеся в музеи, охраняемые законом. Почему – то предприимчивые дельцы не скупали их. И это можно легко объяснить, так как не каждая нога ступала в эти подмостья. Мне думалось, что с той стороны затерянных домов открывается какой-нибудь магистральный проспект, и Лиза специально, чтоб сохранить интригу и запутать меня, поехала окольными путями. Но я чересчур придирался. Достаточно перейти через арку, и я бы раскрыл тайну. Всего одну из сотни загадок тайных комнат.
Во дворах нас приветствовали невидимые псы. Голоса доносились из подвала, но их обладателей не было видно. У домов теснились худые тополя с обветшалой листвой. На земле прыгали сороки и облезлые воробьи.
Приехали. Лиза заглушила двигатель.
Осмотревшись, я понял, что мы зайдём внутрь с чёрного входа. Так и получилось.
Лиза повела меня за собой к фасаду невзрачной серой высотки, подведя к чугунной лестнице. Когда мы забрались на второй этаж, я увидел металлическую дверь с узорной ручкой в форме розочки и вывеску:
«Частная собственность. Посторонним вход воспрещён».
Вход закрыт, но дверь оказалась открытой.
Лиза зашла первая.
Поначалу глаза ослепли – тёмный коридор, но под ногами лежало что-то мягкое наподобие паласа или ковра – значит, гости захаживали сюда часто, если им выстилали ковровую дорожку. Замаячил тусклый свет – это блёклые лампы в форме свечей не давали заблудиться в темноте. Зрение перешло в сумеречный диапазон, и я разглядел картины в рамках, криво висевшие на стенах. Очень сюрреалистичные изображения с резкими углами и очертаниями обнажённых женских и мужских тел.
Вновь появилась скрипучая лестница. На это раз она вела вниз. Лиза шла твёрдой поступью, я же неуверенно плёлся сзади. Мы прошли один этаж, затем, как я и предполагал, спустились в полуподвальное помещение, где нас встретила ещё одна дверь – деревянная, покрытая красной осыпающейся краской. Посередине блестел глазок, а слева мигал звонок.
Лиза протянула ручку и нажала кнопку.
– Странное место, – опасливо произнёс я.
– Ещё в начале двадцатого века здесь собирались пары, чтобы предаться запретным утехам любви, – вдруг объяснила Лиза, – это был секретный отель вроде номеров. Любовники приходили сюда и снимали комнаты на несколько часов или на всю ночь. Здесь не было ни мужей, ни жён, ни полиции – никаких сдерживающих обстоятельств, и любовники предавались страсти сутками напролёт. Правда, здорово?
– А ты откуда знаешь?
– Роман с Настей рассказывали. Это же их идея.
– Тайные комнаты до сих пор действуют как номера?
– Не знаю. Какое это имеет значение?
– Никакого, – подтвердил я и услышал шорох приближающихся шагов, шаркающий, медленный и осторожный.
Замочный механизм щёлкнул, приоткрыв вход в тайные комнаты. Я взялся за ручку и распахнул дверь.
Перед нами предстала сумасбродная мадам лет шестидесяти в старинном аристократичном наряде. Её волосы подобраны в копну и успели насквозь поседеть, как и сама она. Мадам смотрела на нас через толстые круглые очки – слегка слеповата, или её внешний вид соответствовал всеобщей конспирации и сохранял интригу. Очки были древние, и старуха пахла рухлядью и отзвуками кровавой революции 1905 года. Если бы мне сказали, что она привидение, я бы поверил без доказательств.
– Вы к кому? – проскрежетала она шепелявым голосом.
– Мы… У нас назначена встреча.
– Встреча? У всех здесь назначены встречи. К кому вы, молодые люди? – казалось, вот-вот старуха развалится на части. Песок так и сыпался из-под её подола, а она была горбатая и хромая. Шея, не переставая, дёргалась влево, а костлявые пальцы дрожали. Ей не шестьдесят – все девяносто с хвостиком. Присмотревшись внимательней, я исправил хронографическую ошибку.
– Мы к Роману Ливенсону и его спутнице.
– Роман Аркадьевич ждёт вас, – неожиданно выдавила старуха. – Уж заждались, я собиралась уходить. Покидаю вас, дети мои. Вам никто не помешает. Идите прямо и заверните в спальню номер четыре. Ключи вам не дам. Всё открыто. И ключей не осталось. Всё давно потеряно.
Лиза поблагодарила старуху. Меня обнадёжило лишь то, что старуха смоется и не придёт продлевать наш плотский праздник. Ещё раз нарваться на допотопную мумию я совершенно не желал. Неэстетичное это зрелище.
Старуха пропустила нас вперёд, но я опасливо обернулся и заметил, как она вышла наружу и громко захлопнула за собой дверь. Я подошёл к двери и толкнул вперёд – дверь не поддалась.
– Испугался? – усмехнулась Лиза. – Она закрыта изнутри. Видишь замок?
– А замок-то новый.