В молчании мы промчались несколько десятков километров. Безликие дома, холодные тротуары, холостые станции метро, пустые автобусные остановки пролетали мимо, как и фонарные огни и тёмные силуэты, бродящие по ночному городу. Мрачные люди с раскрытыми пивными бутылками, молодёжные банды, смотрящие вслед, ослеплённые фарами – всё мелькало мимо. Я не понимал, куда еду, но это отчётливо понимала Адель. Двигался на Ясенево или Бирюлево – не замечал, отчего умотал от центра на приличное расстояние. Мы промчались сквозь пустой парк, окутанный тьмой, отчего представлялось, что мчимся мы по дороге в ад…
Адель приказала свернуть в укромные переулки, и я гнал по неизведанным улицам. В итоге мы заехали на заброшенную стройплощадку, где Адель приказала остановиться.
Впереди спали будки со сторожами, а вдалеке слышен злобный лай голодных собак. Сверху маячили фонарные столбы с разбитыми стёклами. Лишь один одинокий фонарь горел, отбрасывая тень на башенный кран, задевая заднюю часть бульдозера. Мы остановились вблизи стройки под кроной колыхающихся тополей. Старая потерянная стройка, каких сотни. И тут до меня дошло, что имела в виду Лиза, когда намекала на «наш очаг» – мы собирались приобрести собственное гнёздышко в ипотеку.
Пару минут мы молчали, глядя в темноту. Напротив возвышалась недостроенная высотка, этажей в двадцать пять, с застеклёнными окнами, но абсолютно пустая и молчащая. Я не решался спросить, что делать, а Адель не спешила подбрасывать подсказки.
Время остановилось.
– Видишь? – открылась Адель, глядя вдаль.
– Что?
– Огонёк.
– Где?
– В доме.
Прищурившись, я в который раз поверил поводырю.
На четвёртом этаже высотки горел мерцающий свет. Электричество в долгострой успели провести. Но всего один светящийся мотылёк посреди сотен потухших окон. Единственная комната озарялась непонятным светилом. Но ясно одно – кто-то там непременно есть, и этот кто-то ждёт меня. Знак говорил сам за себя, и комментарии неуместны.
Leave the comments!
– Я должен идти?
– Должен.
– Один?
– Один.
Проклятая Адель привела меня к цели. И я должен быть ей благодарен. Она медиум, открывший мне лазейку в потусторонний мир, и вход в него находился на четвёртом этаже кирпичной высотки. Мне суждено подняться и зайти в освещённую комнату, проникнув в иной мир, а дальше будь что будет….
– Иди же! – торопила Адель, уставившись в одну точку, не двигаясь.
Казалось, что она застыла в нескончаемом ступоре. Ни один мускул не вздрагивал на её лице, и ни один волосок не шелохнулся.
Глубоко выдохнув, я вылез из машины и осмотрелся: кругом правила тьма, несло пылью и наваленными невпопад кучами строительного мусора. Лай собак стих, но жалобное скуление продолжалось, будто они тоже приготовились к моему появлению и зазывали меня, напрягая голодные пасти.
Двинулся вперёд, стараясь идти незаметно вдоль забора, чтоб не привлекать внимание сторожей, но будка казалась забитой до основания. Глухо как в танке. На заборе маячила вывеска: «Капитал-строй». Земля под ногами была сухая, но вздымалась вверх пыль. Я подошёл к ржавой будке и удостоверился, что она заперта снаружи. Окон в ней не было. От будки уходили чёрные провода, заканчиваясь на фонарном столбе, который освещал каморку и часть кривых водосточных труб. Второй фонарь был разбит. Сама стройка казалась мёртвой: ни одного сторожа и рабочего, точно вымерли все, отчего недостроенный дом обречён остаться в полуразбитом состоянии.
За трубами возвышался второй забор. Я перелез через трубы, поскользнувшись и больно ударившись коленом об ограду. Рядом стояли колбы с гудроном, и валялись потрескавшиеся доски. Старательно обойдя их, приблизился к забору. Рядом нащупал узкий проход. Вошёл внутрь, оглянулся – машину уже не видно. Адель должна ждать меня. Вспомнил, что оставил ключи в зажигании, но прав у Адель не водилось, и удрать она не осмелится, разве что побредёт пешком навстречу парковским маньякам.
Запах гудрона и разведённых бетонных смесей не прекращался. За забором я наткнулся на похожие забитые будки. Стройка явно была заморожена или закрыта на неопределённый срок. В застывшей земле прощупывались окаменелые следы, как застывают следы динозавров или снежного человека, оставаясь на тысячелетия, чтоб потом учёные ломали головы над их истинным происхождением.
Я находился совсем близко к высотке, и достаточно поднять голову, чтоб увидеть слабый огонёк на четвёртом этаже. Он привлекал меня, как пчелу цветок, и я заставлял себя двигаться дальше. Зрение полностью привыкло к темноте, а я превратился в задиристого кота, сбежавшего от хозяйки, и лазил по сваям сам по себе, в поисках корма и диких кошечек. Но на стройплощадке не было ни еды, ни кисок – полная пустота. Внезапно послышался треск и скрежет металла. Я остановился, замерев в ожидании. Из подвала вылезла тощая облезлая псина, а за ней вторая и третья. Я не шевелился. Первая псина посмотрела на меня тоскующим взглядом и заскулила. Мне думалось, что бродячие псы не должны броситься на застывшую тень. Вид у них был голодный, но не злой. Я же успел пожалеть, что не захватил с собой докторской колбасы, подобно тому, как в Нью-Йорке хорошим тоном считается держать в надгрудном кармане десять баксов для мзды напавшим на тебя нигерам-наркоманам.
Собаки оправдали ожидание и пробежали мимо, скрывшись в темноте. Я снова вздохнул с облегчением. Расстояние до цели сокращалось, и я уже настиг подъезд. Вход свободен. Рядом громоздилась рабочая униформа, грязные оранжевые жилеты и пластиковые двухлитровые бутылки, видимо, из-под пива. Бетонная лестница поднималась вверх. Тьма правила пространством, а я шёл почти на ощупь, чтоб не разбить голову об дверные косяки и кирпичную кладку.
Достав телефон, я раскрыл дисплей, освещая им путь, как фонариком, и, держась за перила, продвигался наверх. По пути чуть не пнул вёдра с краской, распинал осколки стекла, жестяные каски и стопки помятых газет. На втором этаже пахло мочой, и мимо пробежала неопознанная мелкая тварь, напоминавшая крысу. Вздрогнув и выругавшись, вляпавшись во что-то слизкое, я вцеплялся в перила и бесстрашно поднимался дальше, думая о том, что раздавил ползающую тварь, отчего так противно было под левым ботинком. Подошва прилипала к ступеням и тащило тухлятиной.
Остался один лестничный пролёт. За ним оставалось найти комнату с огоньком. Мне приходилось надеяться, что я правильно выбрал подъезд и не ошибся, иначе придётся спускаться и искать новый – так до бесконечности. А спускаться гораздо опасней: легко поскользнуться, не заметить ступеньку, нырнуть вниз, разбить лоб и остаться здесь навсегда, на съедение крысам и голодным псам, если, конечно, собаки смогут сюда забраться.
На четвёртом этаже остановился и перевёл дух. Я считал каждый пройденный этаж, поэтому заблудиться сложно, а телефон-фонарь служил главным помощником. Стирая со стен побелку и пачкая руки, я двигался по коридору, откуда манил тусклый свет, становившийся всё ярче и ярче, и я почти приблизился. Оставалось завернуть за угол, а там ещё одна тайная комната, в которую мне снова доводилось попасть.