Старуха выхватила из таза прут и с размаху ударила по спине.
Я вскрикнул и заскулил.
– Терпи, сучонок! Чёрт?! Выходи! – вскрикнула она хлеще, чем я, и ударила снова. Серия беспощадных ударов прошлась по спине, ягодицам и бёдрам. Била больно, рассекая кожу. На спине просвечивались красные прожилки и выступала крапинками кровь, смываемая потом и кипятком.
Целебная банщица продолжала тарабанить меня, а я не прекращал самозабвенно орать, забывая мать родную. После нескольких десятков ударов она вновь окатила меня кипятком. Промочила прутья в тазу, где растворялись мои пот и кровь, и налила полный ковш, чтоб я его выпил. Второй ковш я выхлебал со страстью, будто это не зелье, а сладкий кисель. Ещё не раз старуха повторила эту нехитрую, но верную процедуру. От серии жестоких ударов я не сдержался и рухнул вниз, чуть не завалившись на печь, но не достал до нее пары сантиметров.
Я почти умирал. Старуха прошлась по моему животу, члену и бёдрам, так и не поднимая меня с неотёсанных досок. Напоследок взяла остатки зловонного зелья и вылила мне на голову.
– Выходи, чёрт! – неистово призывала она в забвении.
Открыв глаза, я увидел раздутое пузо, надутый комок в паху и блёклые, коричневые, но всё ещё оттопыренные соски, разветвляющиеся по периметру груди, словно опухоль. Старуха сидела на скамье – мокрая, красная, но силищи в ней немерено.
Ресницы упали под тяжестью её взгляда.
– Сынок! Забирай паренька! – рявкнула она в за стенку.
Очнулся я на её кровати, когда старуха снова пыталась что-то влить в меня, и я лакал мутный солёный раствор, как щенок молоко матери.
– Это поможет, – приговаривала она. – Бесы ушли. Тяжело было гнать их. Устала я. Семь потов изошло, а ты не желал с ними расставаться. Привык. Как ошпаренный, сопротивлялся. Не одна розга ушла. Ух, утомил бабушку…
– Жить будет? – спросил Белкин, нагнувшись надо мной.
– Будет. Все еще поживёте. Завари мне чайку, сынок!
Я же всем измождённым телом ощущал пылающий жар. Избитая спина горела. Лики икон не отпускали меня из виду.
Бабка сперва сидела рядом, перекрещивая меня, а потом согнала с кровати.
– Будет. Ступай во двор, освежись. А я пока полежу. Ух, развалился, как барин! Супостат!
На коленях я дополз до чулана и облокотился на скользкую стену. Дышать становилось легче. Рядом примостился Белкин со стаканом холодной воды. Я выхватил стакан и присосался мёртвой хваткой. Чертей, и правда, в себе не чуял. С уважением и немного завистливо приятель косился на меня, ведь ему такой баньки повидать не удастся.
Заночевали мы там же – на полу во дворе. Не жрамши, не пивши. Уснули оба наотмашь. Сама бабка вылёживалась под образами.
Выехали рано утром с первыми петухами. На окраине порядка прокукарекал последний краснобородый пенсионер. Усталая знахарка разбудила нас, уверив, что мы чисты, и выпроводила вон, отказавшись от любой благодарности.
До города добирались мы так же, на первом рейсовом. Белкин дремал у меня на плече, я а чесал зудящую спину между лопаток и мучительно вспоминал, как отчитывался от бесов…
Судьба дала последний шанс, заставив Фридмана услышать её позывы.
Так я полетел на просмотры одной модной, никому не известной команды в Токио. Недолго думая, я уже спускался с трапа самолёта в аэропорту «Ханэда», воочию убеждаясь, что я на крошечном острове под названием: «Страна восходящего солнца». Но солнца я не увидел – ни восходящего, ни какого-либо другого. Вереницы кочующих облаков мигрировали на запад, охватив весь архипелаг точечным кольцом. Что ж, пусть без солнца, но всё равно я в Японии.
Фридман вручил мне финальный аванс – раскручивать новую рок-группу. Теперь мы занимались поиском иностранных талантов. Устав от суперзвёзд, занялись открытием негранёных камней. Группа «Skull of sun» относилась к их числу. «Черепа солнца» или «Солнечные черепа» – кому как угодно. Мне же доверили лично познакомиться с парнями, пообщаться с их менеджерами и пригласить в Россию. Запустить их дебютный альбом и просмотреть команду в действии по столичным, а, возможно, и по региональным клубам. Как получится, как пойдёт, уверенности не было, что японская рок-музыка кого-то интересует, но успехи течения Эмо и других восточных команд воодушевляли. Подлец Фридман чувствовал, где найти золотую рыбку.
Босс отправил меня одного. Без помощников и без личной секретарши. Наверно, в отместку, наверно, пытался сэкономить, а я и так батрачил за долги. В случае успеха он обещал списать с меня все штрафные санкции, а я был бы рад и бесплатно провернуть это нехилое дельце. И без лишних поводов я хотел здесь побывать, ведь что я знал о далёких островах? Древние традиции, кимоно, синтоизм, долгая изоляция, принцы и императоры – сыны неба, скромные худосочные девушки, оказывающиеся в постели неутомимыми гейшами, вечно покладистые и вечно неотказные. Что ещё? Со времён наследия клана Фудзивара мало что изменилось. И ещё я помнил, что где-то там существуют продолжатели традиций Кундалини, но я вряд ли стремился найти их и обнаружить того неуловимого японца, но чувствовал, что он где-то здесь. Но я, по большому счёту, не желал мести. Время прошло сполна. Я успел многое пересмотреть в своей жизни: стал терпимее, страсть улеглась, но под сердцем я по-прежнему носил её имя – Лиза Миндаль, а в портмоне хранил её старую фотографию, где она была молода, красива, желанна и жива. И я всё ещё верил, что она просто ненадолго отлучилась, как Цой, вышла покурить, или отправилась в кругосветное путешествие и обязательно вернётся. Не все тайны были разгаданы, копаться в которых я уже не собирался, просто примчался в Японию по службе, без личных амбиций, без мести. Без лжи.
Так получилось по воле случая – Фридман направил суровой волей. Не будь его поручения, когда бы я ещё выбрался в далёкую Азию. Он выкопал меня из грязи, где я утопал месяца полтора. Ничего не делая, я валялся в собственной шелухе и жил прошлым. Но я принижаю себя – что-то я всё-таки делал, но как-то приторно, изрядно лениво и меланхолично – без мотивации. Босс же отвесил настоящую мотивацию – такую, что равносильна для меня отменой крепостного права. И чтоб получить вольную, я уговорил себя постараться и не опростоволоситься.
Высадился я один, что и к лучшему. К чему эти бесполезные стажёры, партнёры и прочая мишура? Толку от них – ноль, но мороки на все сто. Выгодней справиться с делом одному, без шума и пыли. Я набил в этом деле оскомину, всё ж когда-то входил в пятёрку самых известных промоутеров столицы. То были славные времена, а теперь призовые места заняли новые волки, а я чувствовал себя в шкуре Моховского. Да, таким же старым и ободранным, седым, но по-прежнему рычащим волком. Хотелось бы верить, что хитрым и чуточку мудрым, ведь должен я чему-то научиться у моей канувшей в Лету возлюбленной.
Страсть с к ней утихла, легла на дно, превратившись в слой лёгкого ила. И главное – не будоражит, ил не будет вздыматься вверх, чтоб не стоять пеленой, закрывая видимость. Как водится, страсти лучше не беспокоить. Страсть заменила нежность, безропотная, великодушная, смиренная нежность и вечная добрая память. Я простил ей всё или почти всё, кроме последних неразгаданных тайн. Где-то они всё ещё клубились и ещё дадут о себе знать – я уверен. Где им ещё быть, как ни здесь – вот откуда всё начиналось и, может, здесь и закончится, но, возможно, уже не со мной. Ныне и я как бы не при делах. Но Лизину фотографию я просматривал регулярно.