«Газель», любезно остановившая около нас в ответ на взмах моей руки, оказалась пустой, если не считать юного длинноволосого создания, расположившегося около водителя. Девица взяла у нас деньги за проезд и, не обращая внимания на парочку появившихся пассажиров, начала увлеченно рассказывать молодому парню-водителю, как их немолодая одинокая алгебраичка, славившаяся до этого крутым нравом, опоздала на первую пару и потом в течение всего занятия тщетно пыталась бороться с мечтательным выражением, которое то и дело появлялось у нее на лице, путалась в объяснении урока, а затем задала всем самостоятельно изучать материал по учебнику и до самого звонка просидела за своим столом в блаженном состоянии.
Рассказав водителю эту сногсшибательную новость, она проследила за его реакцией и, не обнаружив заинтересованности приятеля в амурных делах ее учительницы, пустила в ход тяжелую артиллерию. Будто бы извиняясь, она сообщила, что за ней в школе уже давно ухаживает один мальчик, а другой, который ей тоже немного нравится, обещал его за это убить. Водитель уважительно кивнул, продолжая крутить баранку, а девчонка уже рассказывала ему еще какую-то поучительную историю о своей однокласснице, которая…
Но я уже не слушал. Не то чтобы мне стало стыдно за то, что я подслушиваю чужие разговоры (школьница явно не старалась сохранить конфиденциальность беседы), просто ситуация сильно напоминала сюжет песни Цоя. Десятки раз слушая «Восьмиклассницу» и даже играя ее на гитаре аккордами, которые в простонародье назывались «первый блатной», «неполный второй блатной», «лесенка», мне никогда не приходило в голову, что автор легендарной песни действительно наблюдал нечто подобное. Вспоминая дворовую нотную грамоту, я поймал себя на мысли, что забыл доходчивое название соль-мажора, которым являлся следующий, четвертый аккорд, извлекаемый из разбитой гитары без помощи баре. Если бы с баре, то тогда оно называлось «второе баре», а как без него — я так и не мог вспомнить. Я настолько погрузился в воспоминания, что пришел в себя только после того, как Галя толкнула меня, предупреждая, что пора выходить. Но и вне маршрутки я продолжал вспоминать ускользнувшее название, свое отрочество и светившиеся восхищением глаза наших девчонок, предпочитавших искренность вокала мастерству исполнения аккомпанемента.
Квартира встретила нас тишиной. Оказалось, что девочки, не зная, чем себя занять, маялись в безделье, и кто-то из них посетовал на свою горькую долю проживать в таком доме, хозяин которого, несмотря на двадцать первый век, так и не удосужился обзавестись компьютером. В ином случае можно было поставить какую-нибудь стратегию, и проблема наличия излишнего свободного времени была бы решена сама собой. Серегин ухмыльнулся и пообещал устроить им игру без наличия компьютера. Высокомерно посмотрев на заинтригованных девчонок, он снял с полки запыленную шахматную доску, рекомендовав эту игру как проверенный веками тренажер по стратегии. Девочки разочарованно вздохнули, но так как больше заняться все равно было нечем, расставили фигуры и после долгого торга вытребовали у майора фору в две пешки и слона. Вначале они с неохотой передвигали фигуры, но потом потихоньку увлеклись, ход за ходом оттяпывая у милиционера все больше фигур. И сейчас, судя по положению на доске, выяснялось, что стратег из Серегина оказался неважнецкий.
При нашем появлении он вскочил из-за доски, чем вызвал недовольство девочек, которые стремительно приближали игру к кульминации, и вышел к нам в коридор. Подозреваю, что главной причиной этого поступка являлось нежелание оказаться обставленным в такую мудрую игру двумя пигалицами, которые в отличие от почтенного мужчины не имели значительного шахматного стажа. Майор предложил отложить игру, сославшись на более важные дела, но его взгляд, брошенный на доску, обещал при первой же возможности перемешать фигуры, что должно было гарантировать ничью. Сестры с неохотой согласились и, подозрительно взглянув на майора, аккуратно перенесли доску с партией подальше от него, на что милиционер, проявив чудеса выдержки, даже ухом не повел.
Обсуждение дальнейших планов отложили на полчаса, за которые мы успели поужинать. Наконец, оставив чертяжку наедине с упаковками кукурузных колечек, наш отряд собрался вокруг опустевшего журнального столика. Знаний, которые мы вынесли из «Матрицы», и так было не так уж много, к тому же кто мог бы поручиться, что и те крохи представляли собой истинную правду Я развернул листы и начал лекцию, опираясь в основном на информацию, полученную из «Мифологической энциклопедии Анастасии Александровой».
Оказалось, что во многих поверьях классическим оборотнем считается волк и именно с ним связываются все ассоциации, рождаемые этим словом. Огорчило «документальное» подтверждение, что переход из одной сущности в другую может произойти как пожеланию оборотня, так и непроизвольно — вызванный, например, определенными лунными циклами или звуками, самым действенным из которых является вой. Вызвало легкую зависть сообщение, что опасный монстр не подвержен старению и физическим заболеваниям, благодаря постоянной регенерации тканей, что позволяет ему считаться практически бессмертным. Некоторое ободрение вызвала новость, что представители этого, если так можно выразиться, вида вовсе не неуязвимы и возможность уничтожить их все-таки имеется. Ознакомившись с этой фразой, я задумался, а что, если это придумано только для того, чтобы человек не терял надежду при встрече с безжалостным убийцей, и продолжил лекцию.
Так вот, по свидетельству людей, знающих в этом деле толк, оборотня можно убить, смертельно ранив в сердце или мозг, или иными способами, которые повреждают эти органы, например, через повешение или удушение. Представив, как мы дружно будем затягивать петлю на шее Грегора, я вздрогнул и прочитал слушателям неубедительную фразу о том, что серебро считается не менее смертельным, чем виселица. Затем последовал уже проверенный нами факт, что оборотень, даже находясь в волчьем обличье, сохраняет человеческие способности и знания, которые помогают ему убивать.
Я непроизвольно кашлянул. Как-то за всеми нашими действиями и происходящими вокруг событиями я даже и позабыл, что явившийся в наш мир оборотень имеет совершенно конкретную цель: убить меня. Не отыскать, и даже не отомстить, а именно убить, раз и насовсем. Эта мысль так поразила меня, что я оглядел друзей таким жалобным взглядом, что Серегин с Галочкой даже потупились. Только сестры, которым любое море не представляло никакого препятствия перейти его вброд, выхватили у меня листки, поковырялись в них и представили нам несколько фактов, из которых нельзя было извлечь угрозу для меня лично.
Тщательно проговаривая слова, они сообщили, что первая массовая истерия по выявлению и преследованию оборотней, в числе которых оказались собаки и кошки, прокатилась по Европе в XIV веке, два столетия спустя оборотнемания достигла нового пика, а последняя массовая вспышка длилась во Франции с 1570-го до 1610 года. И покуда крестьяне забивали кольями всех подозрительных прохожих, а суды приговаривали к сожжению одержимых ликантропией, а вкупе и невинно оболганных, ученые мужи писали трактаты, магистерские диссертации и памфлеты на тему оборотничества.
Опустив абзац с приметами оборотней, находящихся в человеческом обличье (Грегора мы и так знаем), девчонки, вырывая друг у друга бумагу, поведали некоторые факты, знание которых действительно могло нам помочь при условии их подлинности. Полезным сообщением оказалось, что заразиться ликантропией, то есть такой гадостью, как превратиться в оборотня, можно через порез на коже, если туда попадет слюна человекозверя, или от укуса. А по сербским поверьям, убить оборотня можно лишь серебряной пулей или жезлом, благословленным в той или иной церкви, а чтобы обезопасить дом от оборотней, надо натереть все щели чесноком. Я подумал, что в Сербии не стали загоняться, смешав понятия оборотня и вампира, и вспомнил рекламу кубиков: «Мощно пахнет!» Нет, все идет к тому, что Грегора надо ловить где-нибудь подальше от моей квартиры.