Ваби вновь оглянулся, осуждающе взглянув на Николая. Взгляд карлика был столь красноречив, что ему не пришлось прилагать никаких усилий для интерпретации. По мнению мутанта, док не представлял собой никакой ценности даже в качестве мяса на обед, учитывая то, как сильно он замедлял продвижение к неведомой цели.
Николай лишь криво усмехнулся и отрицательно покачал головой. Карлик прекрасно понял этот жест и, нервно пожав плечами, возобновил движение, прокладывая тропу в голубых сугробах, словно мощный приземистый танк.
— Расскажите, что знаете, Фрамер, — попросил Николай, закончив этот короткий молчаливый диалог. — Почему тут все так паршиво, а?
— Знаете, я, если разобраться, осведомлен не больше, чем вы… — вздохнул Гентри. — Да и попал я сюда случайно, по собственной бесхарактерности. Нужно было кому-то лететь, вот коллеги и ткнули пальцем в мою сторону… — признался он.
— А раньше? Где вы работали, док?
— На станции Бета-17. Комплекс химических производств в системе Онтарио. Там производится облицовочный пластик для внутренней обшивки отсеков космических модулей, ну и всякий ширпотреб… больше десяти тысяч наименований, всего не упомнишь и не узнаешь…
— А тут вы чем занимались?
— Я координировал работу атмосферных процессоров. Работа, так — не бей лежачего, ничего сложного из себя не представляет, только вот жизнь тут — хуже, чем на орбитальных комплексах. Там хоть свободный доступ во все места общественного пользования, а тут… — Фрамер безнадежно махнул рукой, — заперли в четырех стенах, как жука в коробочке. Везде спецпропуска, какие-то зоны… Короче, три анклавные организации — колониальная тюремная служба, космопорт и департамент внешних поселений — вот все учреждения Везелвула. Никаких увеселительных центров и магазинов, народ угрюмый — слова не вытянешь. Каждый чего-то боится… Да и людей — раз, два и обчелся. Если набиралось сотни две служащих, без учета заключенных, и то хорошо. Я лично знал не больше десятка человек, остальных видел мельком и очень редко. Представляете мой круг общения? Тоска — это так, слабо сказано…
— Да… — согласился Николай, — не похоже на «стройку века».
— Да какая там стройка! Гоняли заключенных в болота, на вывозные объекты, а чем они там занимались — одному богу ведомо, — вздохнул доктор. — Да изредка прилетал транспортный корабль с очередной порцией дезактиватора, — вспомнив, добавил он.
— Кто-нибудь освобождался? — нахмурившись спросил Николай.
— Что значит «освобождался»? — не понял Фрамер.
— Я имею в виду заключенных, — пояснил фон Риттер.
— Не знаю. По-моему, нет…
— А служащие? Они менялись? Хотя бы те, кто работал с вами?
— Нет… — покачал головой Фрамер. — Не припомню такого.
— Ясно… — Николай задумался. — А когда должны были сменить вас?
Гентри поморщился, как от зубной боли.
— Через месяц… Всего через месяц…
Фон Риттер искоса посмотрел на дока.
— Вам повезло, — внезапно заключил он.
Гентри вздрогнул, словно мальчишка, которого застукали с банкой краденого варенья.
— Это почему? — машинально переспросил он.
— Потому что все, о чем вы рассказали, Фрамер, — хотя и сообщили едва ли половину того, что знаете, — имеет смысл только в одном случае… — Николай остановился, так что Гентри едва успел затормозить.
Они смотрели друг на друга сквозь выпуклые заиндевевшие лицевые щитки и молчали. Щека дока, сведенная нервным тиком, слегка подергивалась.
— Что вы хотите сказать, Николай?! — хрипло выдавил он, не выдержав спокойного взгляда фон Риттера. — В каком случае?..
— Если вся возня с Везелвулом — это ширма, призванная заслонить нечто действительно происходящее тут! — резко ответил Николай, которому надоела эта игра в недомолвки. — Не нужно считать меня идиотом, док, — уже спокойнее произнес он. — Вы напросились идти в болота, сказав, что не желаете работать на корпорацию. Хотите, я скажу, почему?
Гентри молчал, смертельно побледнев.
— Потому, что вы знали — отсюда нет возврата. Никто не покидает Везелвул, и хоронят таких, как вы, тут, вот в этих самых болотах, ясно?
Фраза Николая возымела весьма неожиданный эффект.
Гентри внезапно покачнулся и стал оседать на мерзлую землю.
Фон Риттер, которого секунду назад душила самая натуральная злоба, вдруг смягчился. Подхватив Гентри, он несколько раз встряхнул тяжелую, облаченную в скафандр фигуру, чтобы привести того в чувство.
— Не надо, Николай… — умоляюще прохрипел коммуникатор. — Я не выдержу больше… Я просто не хочу… Мне надоело быть обузой и выслушивать издевательства…
— Не пори ерунды, док, — ответил Николай, незаметно перейдя на «ты», — никто над тобой не издевался. Просто я ненавижу, когда люди так трусливо и неумело лгут, понятно?
Он подождал, пока Фрамер наконец зашевелился, пытаясь вырваться, и тогда отпустил доктора.
— Расскажи, чего ты так панически боишься, и тогда, возможно, я смогу придумать, как нам действовать дальше. И еще, — Николай посмотрел на Гентри, который упорно отводил глаза, не желая встречаться с ним взглядом. — Нам нужно идти, и делать это не останавливаясь. Куда бы ни вел нас Ваби, пока что он наш единственный союзник на этой планете, и не стоит его раздражать, договорились?
Фрамер кивнул.
Николай развернулся и пошел по узкой тропке, проложенной в сугробах мутантом и собакой. Он не оглядывался, по участившемуся дыханию дока безошибочно определив, что тот двинулся следом.
— Меня сослали сюда… — раздалось спустя некоторое время неожиданное признание.
— За что?
— Сунул нос не в свое дело… — тяжело вздохнул Гентри. — Лаборатория, в которой я работал на Бете-17, занималась вопросами экологической безопасности той продукции, что сходила с главных конвейеров комбината. В общем, после очередного упрощения технологии и удешевления производств избыток токсинов в облицовочных пластиках подскочил до преступных пределов, и я как начальник лаборатории послал соответствующий рапорт.
— И что случилось? — Николай криво усмехнулся, глядя, как Черч очередной раз делает пробежку от маячившей впереди низкорослой фигуры Ваби в их сторону.
— Мне предложили забрать свой доклад и впредь не соваться в подобные проблемы…
— И ты не согласился? — Гентри показалось, что в голосе фон Риттера прозвучало сомнение.
— Представь… — огрызнулся он, не подозревая, что злость была именно тем чувством, что пытался спровоцировать в нем Николай. — Я не мог открыто сопротивляться, но написал рапорт об уходе. Тогда они устроили незначительную аварию в лаборатории и, естественно, обвинили в этом меня.
— Кто-нибудь погиб?