Волколак, широко расставив передние лапы, каждая толщиной с голень взрослого мужчины, мотнул башкой, явно пытаясь прийти в себя. Коротко рыкнул, ощерив аршинные клыки, белые как снег. И рванулся вперёд… Алексей отшатнулся назад, выставляя перед собой клинок, а второй рукой судорожно чертя в воздухе знак Isa, рассчитывая остановить волчару, распластавшегося в прыжке. Но вопреки разумному представлению об оборотнях зверь прыгнул на спины мертвяков. И принялся яростно рвать их клыками и когтями. Подмял под себя «головешку» и кубарем покатился с ним по полу, пытаясь перекусить мертвяку хребет. Второй труп неуклюже развернулся и, переваливаясь с ноги на ногу, поспешил вступить в драку. Алексей сложил пальцы в руну Hagalaz, снимая защитный барьер, и серой молнией с невероятной скоростью, так что даже очертания тела размылись в воздухе, рванул на помощь нежданному пришельцу.
На коротком замахе снизу всадил нож в спину мертвяка. Туда, где у живого человека бьется сердце. Клинок радостно взвыл, как свора голодных псов, учуявших кровь, и стал поглощать ту силу, которая помогала мертвяку двигаться и жить вопреки всем законам природы.
Сам же Алексей подхватил судорожно бьющееся тело и, подняв его над головой, выставив правое колено, со всех сил опустил на него мертвяка, ломая тому хребет. Зачарованный клинок звякнул о пол, выпав из раны. Труп, теперь уже на сто процентов умерщвлённый, кулем рухнул на пол. Для уверенности Алексей перевернул его на грудь, заломил руки за спину и, достав из кармана осиновый колышек, пригвоздил ладони мертвяка к телу, одновременно стараясь попасть в позвоночный столб, чтобы окончательно лишить того возможности двигаться.
Волколак расправился со своим противником и теперь стоял над бесформенной обугленной грудой, для острастки порыкивая на неё. Когда в куче что-то шевелилось, зверь лапой бил по останкам. Удовлетворенно рыкнув, поднял заднюю лапу и помочился на кучу, всем своим видом показывая: «Моя победа. Ты ни при чем!»
— Да не нужен он мне, — хмыкнул Алексей, наклоняясь за ножом. — Себе оставь. Со мной тоже драться будешь?
Волк отрицательно мотнул лобастой башкой.
— Ага. Понятно. — Охотник перевёл дух, успокаивая прыгающее в груди сердце. — Помогать решил? С чего хоть?
— Гая… — мысленно услышал знакомый голос. Волчья пасть не приспособлена к человечьей речи. — Гая… помочь… велела…
— Гая? Дух Земли?
Зверь качнул головой, соглашаясь.
— У тебя… э… морда поцарапана. Дай обработаю.
— Нет… само… гвоздь… — тяжко толкнулись в голове Охотника слова зверя.
— А если не гвоздь? — Алексей кивнул в сторону обугленных останков. — Если этот?
— Заживёт… как… на собаке… — выдохнул зверь.
Алексей улыбнулся.
— Ты, я смотрю, шутник.
Зверь согласно рыкнул.
— Я тебя знаю? — поинтересовался Алексей.
— Знаешь… Олег…
— Чего Олег? — не понял Алексей.
— Я… Олег…
— Чего? — изумленно протянул Фатеев. — Ты — Олег?
— Да…я…
— Ух. Чудны дела твои, Господи. Давно?
— Давно… Потом рррасскажу… Выбиррраться давай… поп ждёт…
— Зачем? — очумело задал глупый вопрос Алексей.
— Скоро… рррассвет…
— А…
— Пошли… — скомандовал волк.
Алексей подцепил с пола вещи, напялил мокрую одежду и сам не заметил, как мир вокруг стал прежним. Он стоял в коридоре гостиницы. Лампы, в целях экономии включенные через одну, тускло освещали коридор. В каком-то из номеров храпели. Густо, с переливом. Алексей позавидовал здоровому сну человека, который даже не подозревал, что происходило рядом. Хотя в эту ночь большинство людей должны были мучить кошмары. Уж больно сильно столкнулись сегодня Навь и Явь. Алексей направился к выходу. Зверь, припадая на лапы, крался сзади.
За стеклом регистратуры мирно дремала женщина, положив голову на скрещенные руки.
— Сладких снов, — пожелал ей Алексей, попутно осеняя её знаком Tusaz, призывая на неё крепкий, хоть и недолгий сон.
Открыл дверь и, не таясь, стал спускаться по лестнице мимо дверей офисов на втором этаже и магазина на первом, ещё закрытых. Волк следовал за ним, поджав хвост и осторожно ставя лапы на ступени.
— Ты что, высоты боишься?
— Нет… — рыкнул зверь.
— А что хвост поджал?
— Падал… когда… ходить… учился…
Алексей усмехнулся. Понятно. Делая первые шаги в образе зверя, Олег пару раз кувырнулся с лестницы, и теперь звериная половина его натуры воспринимала лестницу как опасность. Мелкую, но болезненную.
Дверь на улицу распахнулась от легкого толчка. Волна свежего предрассветного воздуха накрыла Алексея с головой так, что он чуть не захлебнулся в этой свежести. После затхлой вони, которой пришлось дышать по милости Коллекционера, — неслыханное блаженство.
Волколак подкатился к машине мохнатым шаром и приглашающе глянул через плечо на Алексея янтарным глазом. Вдалеке залаяла какая-то шавка. Оборотень, пригнув голову к земле, утробно рыкнул, и моська зашлась истерическим визгом. Алексей открыл заднюю дверь и отошел в сторонку, пропуская волколака в салон. Тот ловко запрыгнул внутрь. Как будто только тем и занимался, что ездил на задних сиденьях в облике зверя. И тут же удобно развалился на весь задний диван, свесив правую лапу и голову.
* * *
Алексей курил, присев на высокое крыло «Ниссана». Задумчиво вдыхал горький табачный дым, выпуская его через ноздри. И молча смотрел на дом, который всего пару дней тому назад чуть не стал причиной его гибели и свёл в могилу его жену. На душе было гадко и пусто. Гадко потому, что Алексей понимал: устранив проблему с домом, в чьих подвалах таилось зло, до поры до времени сдерживаемое его наговором и рунами на оконных и дверных проемах, он не справится с Коллекционером, решившим превратить его в экспонат коллекции. То, что началось не здесь, и закончиться должно не здесь. Это только в сказках бывает — уничтожь источник зла и… потекут молочные реки в кисельных берегах. Фигушки. Жизнь — не сказка, увы. И зло, простое, готовое уничтожить на своём пути всё, что живет и движется, отнюдь не то ЗЛО, которое всегда побеждают герои американских боевиков. Тут частный случай. Застарелая злоба неупокоенных душ, обречённых на вечные страдания погубившим их психом. Скорее всего и душа самого доктора, бывшего владельца дома, тоже скитается где-то в окрестностях.
Непонятно, почему принято считать, что призрак — неупокоенный дух, не способен причинить вред живому. Брехня. Душа, чистая и безгрешная — сама по себе — большая редкость — безусловно не способна на такое. Если она не отягощена грязью прижизненных поступков, которые сам же человек и считает грехом, то, безусловно, не способна причинить ни то что маломальский ущерб, но и просто воздействовать на физический мир. Она легка и невесома, тоньше эфирного дуновения. Другое дело — душа злодея: убийцы, насильника. Ещё при жизни человек осознал, что за его грехи последует наказание. Если не в мире людей, то в мире духов, который Алексей для себя именовал Изнанкой. Такая душа, исторгнутая из тела, зачерствевшая ещё при жизни, становится материальной субстанцией, способной не только навредить, но и убить самым изощрённым способом. Таращившийся на Алексея и его спутников глазницами окон дом был полон именно таких духов. Почему? Ведь были это души ещё не родившихся людей, не запятнавших себя ложью и неверностью, лицемерием и пороками. По логике вещей, следовало бы просто совершить над домом, как над огромной братской могилой, обряд очищения и на том успокоиться. Но только в том случае, если бы все безвинные погубленные души не соседствовали на протяжении десятилетий с чёрной душой своего мучителя. Тут по принципу «с кем поведёшься». Вырванные из утробы матери и несформировавшегося тельца души младенцев от такого соседства утратили свою невинность и чистоту. Стали озлобленными на весь мир неупокоенными духами, жаждущими мщения. И не важно кому мстить… важен сам факт. Страх и эманации смерти подпитывали силу и ярость маленьких убийц. А тут ещё наверняка не обошлось без вмешательства Коллекционера, который не зря выбрал это место в качестве сцены для первого акта поставленной им драмы.