По магазину бродило два неприкаянных посетителя. Слепо щурясь, вглядывались в оправы. Продавщицы с отсутствующим видом дремали за прилавками, как куры на насесте.
Девка забоялась. Кругом были зеркала и слепые пустые глазницы оправ.
Сильно сжала руку Сигизмунда (они вошли под ручку, «как приличные»).
Сигизмунд подтащил упирающуюся Лантхильду к прилавку и вывел продавщицу из летаргии. Потребовал показать оправу. Продавщица несколько секунд глядела на девку, потом небрежно вытащила несколько оправ приторно-розового цвета. Оправы были из дешевых.
Сигизмунд к ним даже прикасаться не стал. Потребовал показать другую — тонкую, золоченую. Она стоила 415 тысяч.
Продавщица с сомнением задержала взгляд на лице Сигизмунда. И получила! Умел Сигизмунд глядеть леденяще и брезгливо. По устам злую улыбочку пустил. Предки в сейме, блин, заседали, орали там и ногами топали, Радзивилла какого-нибудь честя.
Вынула тонкую золоченую. Сигизмунд ее девке на нос пристроил. Лантхильда стояла неподвижно, от страха тяжело дышала. Глаза застыли, рот приоткрылся. Руки плетьми свесила.
Сигизмунд отошел на шаг, полюбовался. Продавщица вдруг шевельнула ноздрями и оживилась. Почуяла, что этот покупатель действительно дорогую купит. Куда более любезно предложила еще одну — за 470 тысяч. Сигизмунд с готовностью повесил на девку за 470 тысяч. Эта оправа, также тонкая и золоченая, была еще лучше. С завитком у виска. Неожиданно придала девкиному лицу не только ученость, но и некое новое обаяние. Изящество даже.
Сигизмуд попросил еще раз дать первую оправу, померил. Снял, померил вторую. Взял вторую.
— Заказывать будете? — спросила продавщица.
Сигизмунд сказал, что будет. Продавщица, не переставая выписывать чек, крикнула на весь магазин:
— Таня!
Из глубин магазина выплыла дева с усталым лицом, облаченная поверх свитерка с джинсиками в тоненький голубой халатик, имитирующий медицинский. Умирающе бросила Сигизмунду с Лантхильдой:
— Идемте.
Девка стояла как вкопанная. Сигизмунд взял ее за руку и повел. Она шепотом спросила:
— Хва?..
— Йаа… — сказал Сигизмунд. Тоже шепотом.
Лантхильда совсем закручинилась.
Таня посмотрела на них, полуобернувшись.
В кабинете было темно и тесновато. В углу стояла вешалка, кренившаяся под тяжестью таниной шубы.
— Раздевайтесь, — любезно сказала Таня.
Сигизмунд куртуазно вынул девку из ромбического леопардоида. Лантхильда пыталась возражать, мешать ему. Пришлось и ее одарить «антирадзивилловским» взглядом.
Таня с терпеливой усталостью ждала, пока клиенты перестанут ломаться. Сигизмунд глупо топтался с девкой у вешалки. Наконец стащил с нее шубку и водрузил на крючок. Скинул куртку.
— Готовы? — спросила Таня. И показала на кресло, имевшее сходство со стоматологическим.
Сигизмунд подтолкнул девку к креслу. Она пошла, несколько раз покосившись через плечо на леопардоида — не спер бы кто.
Уселась. Повозилась, устраиваясь. Вздохнула обреченно.
Сигизмунд притулился у выхода на старом продавленном сиденье. И готовился к сложностям.
Таня надвинулась на Лантхильду с чудовищной черной хреновиной для стекол. Лантхильда втянула голову в плечи. Что-то пискнула жалобное.
Со своего места Сигизмунд сказал спокойно:
— Не обращайте внимания, Татьяна. Делайте свое дело.
Татьяна водрузила на девку оправу-стенд, как окрестил про себя Сигизмунд черного монстра. Подошла к стене, потянула таблицу.
Сигизмунд понял: пора! Кашлянул.
— Да, Татьяна… — сказал он. — Тут такое дело… Понимаете, Лантхильд не говорит по-русски.
— Нуу… — сказала девка из-под оправы-стенда — видимо, имя свое заслышала.
Татьяна обратила к Сигизмунду измученное лицо.
— Что, совсем кириллицы не знает? У меня латиница есть.
— Латиницы тоже не знает. Она редкой народности, бесписьменной. Очень древней. Таежной, восточносибирской. Их на всем земном шаре семьдесят три человека осталось. Дхары называются.
Все оказалось значительно проще, чем думал Сигизмунд. Даже дхары, в общем-то, почти не понадобились. Унылая Татьяна, не поднимая вопроса о зайчиках и белочках, тут же повесила таблицу с разорванными колечками.
Затем подошла к Лантхильде и, печально-ласково воркуя над ее головой, принялась всовывать стеклышки в черного монстра.
Сигизмунд понял, что чувствует дрессировщик, когда впервые выводит своего ручного тигра на арену.
— Ну, Лантхильд, пора. Покажи, чему ты научилась. Верх, низ, право, лево.
Девка распевно повторила:
— Верх-нииз… право-леево…
— Отлично, — сказала Татьяна. Она заметно повеселела.
Взяв указку, пошла к таблице.
— Вы по ней постучите, Таня, — присоветовал Сигизмунд. — Чтобы внимание привлечь.
Таня поглядела на Сигизмунда с удивлением, но совету последовала. Постучала по первому колечку.
Девка сказала:
— Нииз…
— Она не видит, — сказала Татьяна. И пошла менять стекло.
Мурыжились минут двадцать. Выяснилось кстати, что девка действительно путает право и лево, потому что показывала она правильно. После всего, что Сигизмунд успел о девке выяснить, этому он не удивился.
Для контроля Сигизмунд предложил проверить Лантхильду дополнительно.
— Скажите, Таня, у вас таблица со зверюшками имеется?
— Да, — сказала Татьяна, — но ведь вы, как я поняла, дхарским не владеете?
— Собаки там есть? Кошки?
Татьяна кивнула.
— Свиньи? — добавил Сигизмунд.
Татьяна вывесила детскую таблицу. Вопросительно посмотрела на Сигизмунда.
— Покажите ей мелких собак, кошек и свиней, — сказал он. — Эти слова я по-дхарски знаю.
Татьяна вдруг фыркнула. Ей тоже сделалось смешно. Даже печалиться забыла.
— Лантхильд, хво? — вопросил Сигизмунд, когда указка ткнула в борова.
— Свиин, — поведала девка.
— А это хво?
— Хундс…
— А это?
— Мьюки…
— А это?
Пошли совсем уже крошечные, тараканоподобные зверьки.
— Гайтс, — сказала девка.
Сигизмунд подошел к таблице поближе. Он и сам со своего места уже не видел.
— Коза, что ли? Или врет она? Вы ей хряка покажите.
Указка перешла на свинью, которая была безошибочно охарактеризована девкой как «свиин».