— Кого нашли?
— Аську! — заорал Сигизмунд.
— Не кричите! — проговорила Виктория.
— Где ее нашли? — настырно повторил Сигизмунд.
— Да не нашли ее! Не нашли! Не нашли! Все из-за вас! Из-за вас, из-за мудаков! Из-за кобелей!
И, повернувшись, направилась в комнату. Сигизмунд встал, пошел следом.
Котята, перечеркнутые черной размашистой надписью «ЭТОТ МИР — СРАНЬ!», сразу бросились в глаза. В комнате стойко держался дух беды. И все кругом пахло Аськой: ее вещи, ее мебель, самый воздух. Даже то, как наполовину выдвинут ящик, набитый какими-то старыми бигуди и неоплаченными квитанциями…
Вика, не оборачиваясь, пошла за шкаф и там упала на кровать. Несколько мгновений Сигизмунд оглядывался в комнате. Ему стремительно становилось все хуже и хуже. Сунул сигарету в зубы, закурил, роняя пепел прямо на пол. С мокрых ботинок уже натекло. Из-за шкафа не доносилось ни звука.
Сигизмунд стянул с себя куртку, бросил на стул. Походил взад-вперед, скрипя паркетом. Оставил множество грязных следов. Аськино присутствие немного вытопталось. А скоро набегут люди, затопчут, вещи передвинут, выбросят, переделают все по-своему. И духа не останется. Нет больше Аськи.
Сигизмунд ткнул сигарету в банку, служившую пепельницей, и заорал, с ненавистью глядя на шкаф:
— Кто вам сказал, что она умерла?
— Чувствую, — ответила Виктория сухо.
Сигизмунд это тоже чувствовал. Сел, глядя перед собой. Неужели Аська так много значила в его жизни? Ну, были у них отношения. Но никогда эти отношения не были магистральными. Ни для него, ни для нее. Главным в жизни были «Морена», отношения с Натальей… потом Лантхильда.
Повернув голову в сторону шкафа, Сигизмунд сказал:
— Может, в розыск заявить?
— Делайте что хотите, — отозвалась Вика.
Стало еще тошнее. Банальный компьютер найти не могут, пару дешевых жуликов выловить — проблема.
— Куда она хоть направлялась? Хотя бы примерно?
Вика молчала.
Да, на Вику надежда слаба. На актерскую братию — тем более. Похоже, Сигизмунд остался единственным здравомыслящим человеком во всем этом бедламе.
Заболела голова. Проклятье, с утра не ел. «Хозяйство», мать его ети, принимал.
— У вас есть что пожрать?
Вика попрежнему не отзывалась.
Сигизмунд встал, направился на кухню. Там царил полный бардак. Горы немытой посуды, какие-то обглоданные корки, окурки, липкие стаканы. Видимо, с той пирушки, с 23 февраля, так все и осталось.
А Аськи больше нет…
Сигизмунд взял стакан. Следы помады. Фу, мерзость!
Размахнулся, швырнул в стену. Стакан разбился. Сразу стало легче.
Взял второй, метнул следом. Стало еще легче.
Взял тарелку. Раздражился на нарисованного на ней Микки-Мауса. Влепил под потолок. Хорошо.
Тарелка проявила себя неубиваемой, зато отпал кусок штукатурки. Оч-чень хорошо.
Сигизмунд наклонился, поднял тарелку и разбил ее об угол. Отлично!
Взял стопку блюдец и истребил. Ох, как хорошо!
— Прекрати, ты, козел, мудак!
В дверях кухни, бледная и чудовищно некрасивая, стояла Вика.
— Давай, вали отсюда! Остохренел! Кто тебя звал?
Сигизмунд взял пустую бутылку, разбил о край стола и с «розочкой» в руке надвинулся на Вику.
— Ты, сучка! Кончай дурочку валять! Аська где? Объясни все толком!
Вика затрясла кулачками и завизжала:
— Ну давай, давай! Козел, ты, козел!..
Сигизмунд отшвырнул «розочку».
— Да я тебя, сучка… да ты…
В этот момент зазвонил телефон.
Сигизмунд, отшвырнув Вику, рванулся к телефону.
В трубке пьяный мужской голос закокетничал:
— А Анастасию можно?
— Кто звонит? — рыкнул Сигизмунд.
— Что, старик, не узнал?.. Что, упыхался, бля? Старе-е-е-ешь… Что, не узнал?
— Ну, — сказал Сигизмунд.
— Че — ну? Баранки гну!
Сигизмунд обложил его грязно и неизобретательно, после чего шваркнул трубку. Направился в комнату, на ходу утрачивая человеческий облик. Наткнулся взглядом на долбаных котят с черной надписью наискось. С треском сорвал со стены, перепугав засевших за котятами тараканов. Разодрал. Пополам. Еще пополам. Бросил обрывки.
На обоях открылась матерная надпись. Сигизмунд дико оглянулся, нашел и схватил маркер и, давая выход бешеной злобе, стремительно нарисовал под надписью одну из тех сакральных картинок, которыми пачкают стены гормональные подростки.
В этот миг будто пелена спала со слуха, и Сигизмунд услышал, как за шкафом в голос рыдает Виктория. Сигизмунд прошел за шкаф. Постоял. Вика елозила по кровати и захлебывалась плачем. Сигизмунд сел рядом, спросил устало и почти спокойно:
— Ну что?
Вика повернула к нему распухшую, как подушка, физиономию, и с трудом выговорила:
— Аську… жалко…
У Сигизмунда ком застрял в горле. С трудом выдавил:
— Завтра пойдем… заявление подадим. В розыск. Фотография есть?
— А сколько сейчас времени?
— Второй час ночи.
— Во сколько они открываются?
— Часов в девять пойдем. Надо поспать.
Сигизмунд наконец освободился от ботинок и улегся на кровать рядом с Викой. Вика, всхлипывая, прижалась к нему. Она была очень потная и чрезвычайно зареванная. Вздохнув, она проговорила:
— А я сегодня днем заходила… в одну хорошую лавочку… там цены нормальные…
— В какую лавочку? — спросил Сигизмунд, шалея.
— Где венки-и-и… — заревела Вика.
И тут аськина смерть предстала перед Сигизмундом во всей своей отвратительной и невозможной реальности. Ее найдут. И выдадут близким тело для похорон. После волокиты, конечно. Свидетельство о смерти, венки, гроб. Аська в гробу…
Сигизмунда снова затрясло. Он крепко обнял Вику, и некоторое время они лежали молча.
Потом Сигизмунд спросил:
— А в справку о не вернувшихся домой вы звонили?
— Да.
— И что?
— Не знают там ничего…
— Давайте-ка я еще раз позвоню. Может, уже нашли… тело.
— Не надо. Я боюсь.
— Лежите здесь. Я сейчас.
Высвободившись из цепких викиных рук, Сигизмунд прошел на кухню и дозвонился в справку. Попал — на удивление — сразу.
— Я вам уже звонил… — начал было Сигизмунд. Потом поправился: — Я по другому поводу звонил. Это другая девушка. Тут еще одна девушка пропала. Опять белокурая… То есть она крашеная… То есть, она сейчас бритая почти…