— Они появились здесь. — Валентин указал на место перехода. — Сможешь пройти в Город?
— Не знаю… — тихо ответил тот. — Никогда не пробовал.
— Ну так попробуй!
Посмотрев на нас, Маркиз опустил взгляд, медленно подошел к месту перехода. Потом прошел по нему.
Ничего не произошло. Марк виновато взглянул на Кротова:
— Мне надо поучиться.
— А чем ты занимался раньше? — нахмурился Валентин. Потом перевел взгляд на Черного. — Как здесь пройти?
— Туда сейчас нельзя, — ответил тот. — Там смерть.
— Я не спрашиваю тебя, можно туда или нет. Я спрашиваю, как туда попасть?
Черный молчал.
— Хорошо… — Валентин задумчиво взглянул на Маркиза, вынул пистолет. Передернув затвор, взвел курок и передал его Марку: — На…
— Зачем он мне?… — спросил тот, но оружие все-таки взял.
— Убей его. — Кротов указал на Черного. — Или любого из них, на твой выбор.
— Мы так не договаривались! — Побледневший Маркиз непонимающе смотрел на Валентина. — Вы обещали, что не тронете их!
— А я их и не трогаю. Их тронешь ты. Давай покажи, чего ты стоишь. И учти: не убьешь ты, тогда я убью и тебя, и их. Быстрее!
Один из бойцов, крепкий смуглолицый человек лет тридцати пяти, взял Маркиза на прицел — на тот случай если тот попытается выкинуть какую-нибудь глупость. Судя по всему, именно он среди бойцов был главным.
Марк посмотрел на нас, потом на пистолет в своей руке. Медленно поднял оружие и прицелился в Черного.
Его рука дрожала. Вот он неуверенно перевел пистолет на Калину, потом на меня — я ощутил себя очень неуютно. Несколько секунд мы с Маркизом смотрели друг на друга поверх ствола, потом он опустил руку.
— Простите меня, — сказал он, обведя нас взглядом. — Я ошибся.
Он медленно повернул голову, взглянул на Кротова. Затем вдруг быстро поднес пистолет к виску и выжал курок.
Громыхнул выстрел, Марк упал на пол. Под его головой быстро начала расползаться лужица крови.
— Дурак… — раздраженно процедил Валентин. Было видно, что такого исхода он никак не ожидал. Нагнувшись, поднял выпавший из руки Маркиза пистолет, взглянул на нас. — Мы с вами еще побеседуем. Но не здесь и не так. Уверяю вас: не пройдет и пары дней, и вы…
Договорить он не успел: неожиданно вспыхнули укрепленные под потолком лампы, из распахнувшейся двери с кодовым замком начали выбегать люди в масках и в камуфляже. Другая группа нападавших появилась из тоннеля метро: воздух огласился криками, приказами сложить, оружие и лечь на пол.
Никто из бойцов Валентина не посмел оказать сопротивление — им было ясно, что сила не на их стороне. Растянувшись на полу, я лежал, прикрыв затылок руками, и исподлобья взирал на происходящее.
Мне стало ясно, в чьи руки перешла власть, когда на спине одного из бойцов я разглядел надпись «ФСБ». Действовали эти ребята очень слаженно и четко: бойцы Валентина были разоружены и уложены на пол, сам он оказался в том же положении — дюжий спецназовец придавил его коленом к полу. Лишь один человек не лег на бетон — тот самый смуглый боец, что еще пару минут назад держал на прицеле Маркиза. При появлении спецназа ФСБ он опустился на колени, отбросил пистолет в сторону. Завел руки за затылок.
— Всё, всё, без рук, — сказал он, когда один из бойцов попытался было уложить его на пол. — Я без оружия и не дергаюсь.
Потом появился тот, кто руководил спецназом. Он был без маски, его лицо показалось мне знакомым. Где же я его видел?
Я вспомнил, кто это, когда встретился с ним взглядом, — это был полковник Рыбаков. Тот самый тип, что некогда предлагал мне следить за сталкерами. Выходит, он не «серый», а действительно фээсбэшник?
— Немного опоздали… — хмуро сказал он, взглянув на тело Маркиза. Потом перевел взгляд на смуглого бойца. — Ну что, Карим? Снова сменил хозяина?
— Мне платят, я работаю, — ответил тот. — К слову, тот парнишка застрелился сам, я тут ни при чем. Не вынес угрызений совести.
— Тебе это чувство, конечно, незнакомо?
— Обижаешь, Анатолий. Я ни разу еще никого не кинул и не предал. У меня тоже есть свои принципы.
— Но ты работаешь за деньги.
— А ты, конечно, питаешься святым духом? — Карим усмехнулся. — Если не секрет, как ты здесь оказался?
— Ты следил за ними. Я за тобой. Все очень просто.
— Да, наверное… — Карим убрал руку с затылка и потянулся к лицу, один из спецназовцев тут же взял его на прицел. Снова усмехнувшись, Карим почесал нос и опять завел руку за затылок.
— Наденьте на него наручники и уведите, — велел полковник.
— Может, отпустишь? — Карим поднялся на ноги. — По старой дружбе?
— Я подумаю над этим. — Было видно, что Рыбаков уже потерял к нему интерес. — Поднимите этого. — Он указал на Валентина. — И обыщите.
Два бойца подняли Кротова на ноги, еще один начал обыскивать.
— Вы не имеете права! — прошипел Валентин, с ненавистью глядя на Рыбакова. — Вы представляете, что вы делаете? Вы объявили войну не мне, а целой организации!
— Напишите официальную жалобу, — посоветовал Рыбаков. — И что тут у нас? — Он оглядел изъятые у Кротова перстень и «авторучку», потом взял ампулу. Его глаза заинтересованно вспыхнули. — Надо же… А говорили, что их больше нет.
— Она моя! — прохрипел Калина и попытался подняться, один из бойцов тут же присел и снова ткнул его лицом в пол.
— Ваша? — Полковник удивленно вскинул брови. — Здесь нет ничего вашего, Александр. Все это является достоянием государства. Вы же ведете себя как вор.
— Она мне нужна! — снова прохрипел Калина. — Ты не можешь забрать ее у меня! Она для моей жены!
— Сочувствую вашему горю. Но ничем не могу помочь. Речь в данном случае идет о жизнях тысяч и тысяч людей, которым может помочь это лекарство. Если, конечно, мы сможем его воспроизвести.
— У вас же уже было это лекарство? — вставил Черный. — И не одна ампула.
— Было, — согласился Рыбаков. — Но благодаря таким, как он, готовым продать все и вся, — Рыбаков с неприязнью взглянул на Валентина, — все оставшиеся образцы и результаты работы оказались на Западе. Так что вашей жене, Александр, придется немного подождать.
— Вы не можете так поступить… — произнес Калина. — Не можете…
— Повторяю еще раз, для особо непонятливых: речь идет о государственных интересах. В свое время я предлагал Егору поработать на нас, верно? — Он взглянул на меня. — Если бы вы, Егор, не отказались, все могло бы сложиться гораздо удачнее. Но вы не понимаете, когда с вами говорят по-хорошему, не цените этого. В итоге приходится общаться иначе.
— Оставьте нам эту ампулу, — лежа на бетонном полу, попросил я. — Обещаю, что мы постараемся найти еще одну — для вас. Но эта нужна нам.