Медленный танец теней наполнял помещение.
Под сводами величественного зала на фоне имитации клубящихся облаков лазерные лучи чертили бледные, обладающие объемом, но все же призрачные фигуры людей и машин.
Девушки, скользившие в грациозных движениях танца, то исчезали, то появлялись вновь, под стать тем эфемерным фигурам, что медленно брели по заросшей мхом древней дороге.
Музыка звучала грозно и величественно, но в ее глухие раскаты резкими нотами врывались пронзительные звуки, заставляющие сжиматься сердца.
Страх и надежда.
Страх и надежда…
Два слова, из которых складывалась жизнь.
Флора стояла у стены и смотрела то на танец подруг-теней, то на исторически достоверные картины, появляющиеся под сводами.
Обычно сцены из прошлого, просмотренные уже сотни раз, переставали вызывать ответные чувства, но сегодня что-то произошло в ее душе, и Флора вновь, как в детстве, сопереживала им – призракам, многие из которых еще живы.
Вот под сводами зала проявился фрагмент чернильной бездны, брызнули яркими, немигающими точками россыпи звезд, и, затмевая узор созвездий, вдруг появилась громада космического корабля: сфера, скупо обозначенная навигационными огнями, с шестью утолщениями, обнимающими ее, как руки, и с хорошо читаемой надписью на борту:
Земля. Колониальный транспорт «Надежда».
Щемило сердце, и Флора не понимала – почему.
Вроде все как обычно, и не девочка уже давно, чтобы в тысячный раз сопереживать лазерному шоу, но что-то все же происходило, вот только понять, что именно, не удавалось, она лишь чувствовала, как звездная бездна вновь приобретает осмысленное значение, превращаясь в путь…
Но кто же мог прийти оттуда, из коварного пространства, таящего лишь холод и смерть?
Никто из присутствующих в зале уже очень давно не питал иллюзий относительно далекой, почти позабытой, недостижимой прародины. Земля осталась там, за чужими узорами созвездий, и более не давала о себе знать.
«Что же со мной сегодня?»
Не хватало еще расплакаться, увидев иные картины, – их обязательно нарисуют лазеры, после того как объятый пламенем посадочных двигателей колониальный транспорт «Надежда» коснется опорами новой родины, которую выжившие назовут – Рок.
«Нет, не могу».
Не хотелось, чтобы кто-то из эмгланов (а их полно в зале) почувствовал ее состояние.
«Лучше выйду, прогуляюсь по свежему воздуху. Розы в самом цвету – любимое время года, не время для тоски».
– Уже уходишь? – настиг ее знакомый, чуть насмешливый голос.
Она обернулась уже на пороге зала.
Танец теней завершился, под сводами угасали последние величественные аккорды, а к ней, рассекая толпу, шел метаморф.
– Привет, Райбен. – Флора все же заставила себя улыбнуться – мило и беспечно.
– Прекрасно владеешь собой. Мне казалось минуту назад, что ты готова расплакаться.
– Верно. А как на душе у тебя?
Райбен задумался.
– Ты считаешь, Шодан, у метаморфов есть душа?
– Ты неисправим, – упрекнула Флора. – Душа есть у каждого.
– Только у некоторых она замерзла, будто заготовленная впрок рыба, – фыркнул Райбен и предложил Флоре руку. – Пойдем, прогуляемся. Мне тоже почему-то душно сегодня.
Они вышли под настоящие звезды, не такие яркие, чуть помаргивающие на небосводе.
– Как ты думаешь, мы можем ощущать что-то вне Рока?
– Вне? Это как?
– Ну, там, в космосе?
– Не понимаю тебя, – нахмурился Райбен. – Космос холоден и далек, в нем нет жизни, значит, нечего и ощущать, верно? Впрочем, спроси у эмгланов, они, наверное, лучше растолкуют тебе границы возможного восприятия.
– Мне почему-то сегодня кажется, что космос на самом деле не так пуст и враждебен, как принято считать.
– Ну, даже если и так? Нам-то что?
– Мне кажется, что-то грядет, – загадочно произнесла Флора. – И от предчувствий нет покоя.
– Ты просто сегодня не в духе. А может, ты влюбилась? – Райбен изобразил на лице участливое беспокойство. – Ну, скажи, кто твой избранник?
– Прекрати смеяться надо мной. – Флора внезапно помрачнела. – У меня такое чувство, как будто там, в бездне, погибает человек. А я… Я ничего не могу поделать. Не могу помочь ему.
– Ты просто хандришь. Слушай, а давай поедем кататься? Наперегонки. По городу!
– С ума сошел? Час сервов вот-вот наступит.
– Ну и что? Подумаешь – сервы. Мы же, в конце концов, оперативники. Можно хоть раз использовать служебное положение в личных целях?
– Ладно, – нехотя согласилась Флора.
Удар аварийно-спасательной катапульты, мгновенная перегрузка, почти до потери сознания, потом – медленно проступающие на фоне космоса яркие россыпи звезд.
Сейчас, после изматывающего боя, хотелось закрыть глаза и больше ничего не видеть.
Он сделал все, что в человеческих силах, но…
Конвой уходил в гиперсферу, а рисунок звезд внезапно затмили стремительные контуры каперских истребителей.
Один из них вдруг засиял, как солнце, врубив двигатели торможения, и через несколько секунд электромагниты удержания подхватили капсулу с катапультировавшимся пилотом.
Он ничего не мог поделать, хотя понимал, что плен может оказаться худшим исходом, чем смерть в бою.
Планета Ганио.
3870 год галактического календаря
Узкая лестница с истершимися от прикосновения тысяч ног каменными ступенями вела от второго уровня мегаполиса к скалам, а затем, огибая сглаженные временем выступы горных пород, карабкалась ввысь, навстречу беспощадному сиянию звезды Халиф.
Туристы не замечают контрастов, на которых построена цивилизация «Колыбели Раздоров». Здесь современный город соседствует с древними укреплениями, миллионы искателей приключений, наемников, авантюристов, беглых преступников, сумасшедших, исследователей, непризнанных гениев и просто потерявших себя, утративших смысл жизни людей живут рядом, бок о бок, тут, кажется, дозволено все, но… только с одобрения Кланов.
Чтобы получить реальное представление о Ганио, мало набраться смелости (или безрассудства), совершить межзвездный перелет и, сойдя с борта комфортабельного челнока, вдруг оказаться посреди… пустыни. Мало увидеть утопающий в песках космический порт и возвышающийся среди движущихся барханов мегаполис, нужно остаться тут, утонуть в коловращении миллионов непохожих и ярких судеб, а затем найти в себе силы вынырнуть.