– Понимаю. Подождешь меня тут?
– Конечно.
– Я постараюсь не задерживаться. – Флора коснулась губами его щеки. – Все будет хорошо.
Сомневаюсь… – мысленно ответил ей Иван, почувствовав, что она инстинктивно отстранилась.
– Ты что-то сказал мне?
– Подумал. Если сможешь, попробуй убедить Совет, что мои негативные предчувствия имеют под собой конкретную почву. Они – следствие обработки уже известной информации на подсознательном уровне.
– Чтобы Совет выслушал доводы, нужно их сформулировать и подтвердить фактами. Иначе они спишут все на твою «молодость» и богатое воображение. Так удобнее. Никому не нужна всеобщая паника.
– Конкретных фактов у меня пока нет, – с досадой констатировал Таманцев. – Их еще предстоит найти.
– Тогда позволь, я буду действовать сегодня по своему усмотрению, ладно?
Он кивнул, провожая Флору взглядом, пока она не исчезла за дверями, ведущими в злополучную анфиладу смежных залов.
* * *
Оставшись один, Иван осмотрелся, стараясь отбросить все дурные предчувствия. Небольшое помещение с удобной мягкой мебелью имело еще один выход, который, по всей видимости, вел из дворца.
Ему было душно.
Открыв дверь, он оказался во внутреннем дворике величественного здания. Уже давно наступила ночь, ветер покачивал единственный тусклый фонарь, освещавший небольшое пространство нездоровым желтоватым светом.
Видимо, здесь располагались хозяйственные пристройки. Спустившись по ступеням крыльца, Иван увидел мусорные баки, рядом – нечто напоминающее трансформаторную будку и закрытые на ночь створчатые ворота полуподвальных помещений.
В сумраке хозяйственного дворика, на фоне медленного танца угловатых теней, внезапно прозвучал хриплый, простуженный голос:
– А ну убирайся прочь!
Иван сначала подумал, что возглас адресован ему, но ошибся: в дальнем углу у мусорных баков раздались явственные звуки борьбы, а затем на освещенное фонарем пространство с лязгом и тонким подвыванием работающих вхолостую сервомоторов вылетел технический механизм.
– Что, железка тупая, думаешь, у меня силы иссякли? – раздался из полумрака все тот же хрипловатый голос. – Сколько тебе говорить: тут я хозяин!
Серв подогнул суставчатые лапы-манипуляторы, ловко перевернулся, пользуясь сферической формой корпуса, приподнялся и молчаливо бросился назад.
Вновь до Ивана донеслись звуки борьбы, затем раздался глухой удар, и технический механизм вторично вылетел на освещенное пространство, на этот раз у него были сломаны два манипулятора из шести.
Вслед за ним из сумрака выступила человеческая фигура.
Впервые с момента появления в городе Таманцев видел старика. По крайней мере, так ему показалось вначале, из-за сгорбленной осанки, шаркающей походки и невнятного бормотания незнакомца, который подошел к серву и с чувством глубочайшего удовлетворения пнул механизм, сопроводив удар словами:
– В другой раз будешь знать, с кем связываешься.
Серв, не оборудованный синтезатором речи, воспринял пинок со стоическим молчанием.
– Что вы не поделили с механизмом, уважаемый? – обозначил Таманцев свое присутствие.
Старик резко обернулся. Его водянистые глаза обожгли Ивана неприветливым и одновременно изучающим взглядом.
Видимо, облик капитана вверг незнакомца в замешательство.
– На дройда не похож… – пробормотал старик. – Ты человек, что ли?
– А разве не видно? – миролюбиво осведомился Иван, хотя по поведению старика уже понял, что ожидать можно любой выходки.
– Не знаю я тебя. Откуда в городе взяться незнакомцу?
– Ну, допустим, из космоса. – Таманцев и тут не упускал возможности проверить, насколько полно население планеты сохранило знания.
– Врешь ты. Наверное, из диких? Хотя… – старик задумался, – откуда диким знать о космосе? – глубокомысленно изрек он, глядя на Ивана с растущим подозрением. – Что, неужели и вправду оттуда?
– Оттуда, – подтвердил Таманцев. Ему стало любопытно, почему старик так неряшливо одет, и с сервом он, похоже, дрался из-за содержимого мусорного бака. – А что, дедушка, с механизмом не поделили?
– Какой я тебе дедушка? – внезапно обиделся тот, сжимая кулаки. – Хочешь попробовать?
– Драться не буду, – предупредил Иван. – И вам не советую.
– А что так? Слабо?
– Нет, не слабо. Только зачем?
Старик опять задумался.
– Действительно… Делить мне с тобой нечего… Ладно, драться не будем. Только ты мне расскажи, как там?
– Где? – подыграл ему Таманцев.
– Ну, на Земле, конечно!.. Ты же сам сказал, что прилетел к нам из космоса. Ладно, давай выкладывай. – Глаза старика вспыхнули лихорадочным, нездоровым огнем. – Как там старушка Земля? Еще не загнулась от смога и глобального потепления? Четвертая мировая была? Я когда воевал в колониях Юпитера, все к тому шло.
– Хотите сказать, что помните Землю?! – вырвалось у Ивана.
– Ты мне не «выкай». Будь проще… – Старик закашлялся. – Конечно, помню. Как же забыть-то? Вышвырнули нас, как слепых котят, – лети туда, не знаю куда.
Таманцев несколько раз слышал от Флоры упоминания о «старожилах», но к подобному информационному удару готов не был.
Казалось, что старик врет. Полтора тысячелетия… Не может быть…
– Что ты так на меня уставился? Не веришь? Спроси у кого угодно. Тебе подтвердят. Нильс Хорхе – позор сатта избранных. А мне плевать, что они говорят, понял? Живу как хочу.
– А у кого служил? – спросил Таманцев, принимая предложенный тон общения.
– У Тиберия Надырова. Канониром на новом крейсере. «Тень Земли», может, слышал? Его только построили, и сразу на тебе – восстания на лунах Юпитера.
Иван кивнул, хотя ему становилось все больше не по себе. Нильс, похоже, не лгал, будь он колонистом в энном поколении – вряд ли помнил бы об адмирале Надырове, не говоря уж о локальных конфликтах внутри Солнечной системы и таких подробностях, как название флагманского крейсера третьего ударного флота Альянса…
Нужно будет спросить у Флоры, слышала ли она об адмирале Надырове?
Иван присел на ступеньку. Нильс, кряхтя, опустился рядом. От него пахло пищевыми отходами и давно не мытым телом.
Серв тем временем уковылял в темноту на четырех уцелевших манипуляторах и теперь возился во мраке, видимо, запечатывал контейнер с мусором, готовя его к транспортировке.
– Нильс, а почему ты назвал себя позором сатта избранных?
– Кичливые они. Те, кто постарше, совсем одурели от долгой жизни, правила выдумывают всякие, этикеты дурацкие, а молодежь вообще – ни рук, ни головы, одно потребительство. Все за них сервы делают, разве что с ложечки не кормят. Никчемные поколения. Не хочу с ними даже разговаривать. Все в игрушки играют, интриги там разные между саттами, бывает, и руки на себя накладывают, а все от безделья и скуки беспросветной. А я наплевал на их условности. Живу, где хочу, думаю, как умею, ни к кому не лезу, но и к себе не подпускаю.