— Обычно мы не разговариваем о семействе Зельдта при Топаз, — прошептал он. — У нас у всех есть причины их ненавидеть, но у нее — больше прочих. Это связано с ее родителями.
— Они убили ее родителей? — напрямик спросил Джейк.
— Тс-с-с…
Чарли оглянулся проверить, не проснулась ли Топаз.
— Прости, — шепнул Джейк.
— На самом деле, они их не убивали, — попытался объяснить Чарли, как следует обдумав вопрос, — но что-то вроде того.
Джейк серьезно кивнул.
— Династия Зельдтов восходит ко временам появления хранителей истории, — продолжил Чарли, — еще до того, как они даже получили свое название. Расмус Амброзий Зельдт, родившийся где-то в морозной глуши Северной Швеции, был современником Сеяна Попполо, того самого, который открыл атомий и нарисовал первые карты мировых точек горизонта. Они были близкими друзьями, дальновидными учеными и великими искателями приключений. Их целью было исследовать историю, понять ее, но ни в коем случае не менять. Однако Расмус становился все менее воздержанным.
— Менее воздержанным?
— Преступно невоздержанным, — сурово уточнил Чарли. — Примерно в это же время он встретил свою жену, Матильду, когда был в Англии, во время гражданской войны семнадцатого века (кстати, именно из-за нее в семействе Зельдтов до сих пор пользуются английским языком). Опьяненный способностью путешествовать во времени, Расмус обезумел и откололся от Сеяна и остальных наблюдателей, присоединившихся к организации. Себя он провозгласил королем. Не Швеции, не Европы и даже не мира, а самого времени. На самом деле в этом было больше пустой болтовни и бравады, чем чего-либо еще. Минуло много поколений. Самозваное «королевское семейство» ошивалось по всей истории, словно дурной запах. Затем родился король Сигвард, и все переменилось навеки.
— Сигвард?
— Источник всех наших неприятностей, — зловеще пояснил Чарли.
— И что он сделал? — спросил Джейк.
Чарли немного помедлил, нагнетая обстановку.
— Объявил войну истории, — сообщил он.
При этих словах по спине Джейка пробежал холодок.
— Он поклялся изменить мир, разрушить его и утопить во зле. Чтобы научиться своему дьявольскому искусству, он отправился в долгое путешествие по местам величайших злодеяний истории. Он своими глазами наблюдал испанскую инквизицию, охоту на ведьм в Салеме, гонения на евреев, на христиан, на гугенотов, свирепства тхагов в Индии, исламские священные войны… Король Сигвард наблюдал все это со стороны, влиял, где получалось, изучал ремесло злодеев и планировал свое возвышение. Он начал кампанию по запугиванию. С тех самых пор Секретная служба хранителей истории борется с Зельдтами.
— Он еще жив?
— Он умер несколько десятков лет назад, в древней Месопотамии. Ты не поверишь: ему на голову свалился кусок черепицы! Началось внутреннее кровотечение, и вскоре он скончался. После исключительного царствования, злодейской карьеры, абсолютно порочной долгой жизни он погибает от бытового несчастного случая.
— Должно быть, это судьба сказала свое последнее, решающее слово, — предположил Джейк.
— Боюсь, вовсе не последнее. Он оставил троих детей. Старшим был Ксандер — известный под именем Темного принца, тот самый, с которым мы скоро повидаемся. Второй, Алрик, пропал в возрасте четырнадцати лет. С тех пор его никто не видел. Третьей была Агата, худшая из всех.
— Хуже отца?
— Просто в качестве примера: когда ей было пять лет, она попыталась утопить Ксандера, своего старшего брата, в ледяном озере. Вот почему вплоть до сего дня он неспособен ощущать тепло. Или, если уж на то пошло, что бы то ни было еще. В другой раз она застала фрейлину за примеркой одного из своих нарядов. И заставила ее сидеть на раскаленном железном троне с раскаленной железной короной на голове и раскаленным железным скипетром в руках, пока несчастная не умерла от ожогов. Нет, во всей истории определенно не найдется женщины более злой и жестокой, чем Агата Зельдт.
— О чем это вы говорите? — раздался тихий голос из глубины повозки.
Джейк обернулся и увидел заспанную Топаз, приподнявшую голову со своей постели из сена.
— Ни о чем! — решительно заявил Чарли. — Всего лишь о суфле.
Топаз тепло улыбнулась Джейку, улеглась обратно и снова провалилась в сон.
Мальчик окинул взглядом озаренный луной ландшафт, возвышающиеся с обеих сторон горы с заснеженными вершинами. Внезапно его захлестнули дурные предчувствия, а повозка все катилась и катилась дальше в ночь, к замку Шварцхайм.
Тем временем в Точке ноль Осеан Нуар стояла у входа в парадный зал, приветствуя гостей на своем торжестве. Лишь однажды она утратила самообладание.
— Mon Dieu! [45] — воскликнула она, когда в помещение ввалилась знакомая особа. — При ней опять эта сумка.
Замечание Осеан относилось к Роз Джонес, которая отлично смотрелась в платье стиля ампир, оставленном ей Олимпией де Гуж, хотя впечатление несколько портили побрякивающие браслеты и неизменный саквояж. Это — и еще то, что женщина едва могла двигаться в чересчур тесном платье.
Ровно в семь сорок пять прозвенел гонг, и гости заняли места, чтобы приступить к трапезе. Заранее были расставлены таблички с именами, так что Осеан могла лично проследить за тем, кто и где сядет. Сама хозяйка устроилась рядом с Джупитусом Коулом, а Роз усадила на сквозняке, в дальнем конце стола близ кухонной двери. Она понятия не имела, что это превосходно ей подходит. В какой-то момент Роз собиралась небрежно покинуть зал и отправиться выполнять свое тайное задание.
За десертом поднялась возбужденная суматоха из-за мандариново-инжирного желе, из которого были изготовлены миниатюрные подобия именинницы. Когда люди, сидящие за одним столом с Роз (в глазах хозяйки все они до единого являлись паршивыми овцами), отвлеклись на доведение крохотных Осеан до лихорадочной дрожи, Галлиана украдкой кивнула старой подруге. Та слегка наклонила голову в ответ, встала и незаметно выскользнула из зала.
Поспешно, насколько позволяло платье, она заторопилась по лестницам и пустынным коридорам и, наконец, подошла ко входу в комнаты Джупитуса Коула. Там она натянула перчатки, отперла дверь и проскользнула внутрь.
Обстановка оказалась именно такой, какую Роз и представляла себе, — официальной и суровой, с тяжелой мебелью, мрачными портретами каких-то угрюмых личностей и слабым, но всепроникающим запахом увядших благовонных трав.
— Боже ты мой, — охнула она, как следует осмотревшись, — прямо как в гробнице.
Роз принялась обыскивать письменный стол, осторожно перебирая стопки аккуратно разложенных бумаг. Пару листков снизу она забрала для Галлианы, чтобы сверить отпечатки пальцев. Сворачивая их и убирая в карман, она заметила в глубине стола нечто, от чего ее сердце замерло. Роз протянула руку и бережно достала небольшую стеклянную коробочку изящной работы с тонкими золотыми швами. Но узнала она вовсе не коробочку, а то, что лежало внутри: единственную засушенную розу, лепестки которой, несмотря на минувшее время, все еще складывались в узнаваемый красно-белый пестрый узор. В основании коробочки был крохотный выдвижной ящичек. Роз открыла его и обнаружила внутри ворох записок. Она потрясенно ахнула и осела на ближайший стул.