Достигнув вершины склона, мужчина остановил лошадь и привычно окинул взглядом окрестности. Против обыкновения день выдался ясным. Высоко над головой чистой лазурью сияло небо, обычно затянутое облаками. Оно, казалось, лежало на низких холмах или касалось верхушек выстроившихся вдоль берега судов. С холма открывалась широкая панорама Южного Шильдса, живущего в вечной суете и несмолкающем шуме и грохоте.
Если бы не разбросанные то здесь, то там одинокие коттеджи и несколько ферм, местность между Тайм Док и Джэрроу можно вполне было назвать пустынной. Взгляд мужчины остановился на Джэрроу, и ему почудилось, что он снова слышит никогда не стихающий шум: работы на маленькой верфи и на солеварнях велись без остановки.
А где-то там, вдали, скрытый холмами, находился Хеббурн. Вид любого города, даже такого крупного, как Ньюкасл, неизменно вызывал в его душе прилив жалости: в голове не укладывалось, как люди, имея возможность выбора, соглашались жить в этом безумии — суматохе, толчее, а порой и зловонии. Правда, выбор был не у всех. Однако мужчину не покидала мысль: будь у них выбор, предпочли бы они жить здесь, на просторе?
«Хорош простор!» — с горькой иронией думал он, глядя вниз, где под землей во все стороны тянулись штреки и штольни. Часто ли шахтерам удавалось наслаждаться окрестными просторами?
Всего раз в неделю? А некоторых так изматывала работа, что в свой единственный выходной они предпочитали отлеживаться в постели.
Мужчина тронул поводья, размышляя, что заставляет его во время ежемесячных поездок к Уильяму Троттеру всякий раз останавливаться здесь и задаваться вопросами, не имеющими к его жизни ни малейшего отношения. Он был преуспевающим фермером, отлично знавшим себе цену. Конечно, не мешало ему быть чуть повыше, но он и без того выглядел совсем неплохо: широкие плечи, густая грива каштановых волос. Конечно, встречались мужчины и симпатичнее, правда, скорее среди щеголей. У него же было волевое лицо с резко очерченными чертами и крупный нос. Рот, пожалуй, немного великоват, но уж какой есть. Зато зубы ровные, белые, один к одному, все на месте.
Немногие в двадцать четыре года могли похвастаться, что им не пришлось вырвать ни одного зуба, они у них здоровые и крепкие. Вот Джеф Барнес, такой крепыш, а побоялся немного потерпеть и залечить зубы, вот теперь у него зияют три дыры, а ему еще нет и двадцати. «С таким лицом ты в толпе пройдешь незамеченным, но недалеко», — подшучивала его мать.
Спустившись немного по склону, мужчина свернул на узкую тропу. Теперь перед его взором простиралась лесистая местность, а небо вдали пронзал стройный ряд печных труб. При их виде он снова придержал лошадь и задумался: «Верны ли слухи? Неужели шахте Сопвита приходит конец? Но тогда то же самое ждет поместье и все семейство». В то же время у него появляется шанс осуществить свою мечту. И тем не менее, если земля и ферма пойдут с молотка, сможет ли он заявить мистеру Марку: «У меня есть деньги, я покупаю ферму». Нет, поступить так он не мог. Во-первых, потому что от когда-то кругленькой суммы немного осталось, а во-вторых, мистер Марк наверняка поинтересуется, откуда у него такие деньги. И что он на это ответит? «Наследство дядюшки из Австралии»? Так бывает, говорят, но никакого дяди в Австралии у него никогда не было, и Марку Сопвиту это прекрасно известно. Сопвиты владели имением последние три сотни лет, да и Бентвуды живут на ферме Брук ничуть не меньше, поэтому одно семейство хорошо знало историю другого.
«Надеюсь, что это только слухи. Для их же блага, пусть это останется лишь слухом» — с этой мыслью мужчина тронул поводья и двинулся дальше.
Спустя несколько минут узкая полоса осталась позади: открывшийся перед ним вид был совсем иным. За вересковой пустошью виднелась группа убогих, лепившихся друг к другу домишек, из которых состояло поселение под названием «Поселок Розира». Семьи горняков, работавших на шахте в полумиле от поселка, жили в маленьких хибарах из двух комнатушек с земляным полом.
А между шахтой и домами высились господствующие над местностью три угольных холма.
Глядя на эту картину, он пытался понять, почему один владелец шахты, Розир, процветал, а Сопвиту, человеку более способному и достойному, грозило банкротство. Но так и не мог найти однозначного ответа. По его мнению, тут играл роль способ вскрытия месторождения: у Розира его вели вертикальным стволом, у Сопвита — штольней. В то же время вода и взрывы досаждали Розиру, как и любому владельцу шахты. И, конечно, не на последнем месте стояла удача, которая на языке горняков означала бедные и богатые пласты, хотя поговаривали, что невезение служило поводом оправдать ошибки при разведке месторождения.
Мужчина уже отъехал от поселка на приличное расстояние, но смрадный дух преследовал его. Он проехал еще мили две и наконец увидел цель поездки: в стороне от верховой тропы, в неглубокой лощине, в границах земель Сопвита стоял крытый соломой коттедж. Большой участок перед домом был тщательно обработан, за домом располагался выгул. Всю территорию окружала аккуратная изгородь. Слева начинался склон поросшего лесом холма. На полпути к вершине подъем прерывался узким плато, затем снова шел подъем, заканчивавшийся плоской вершиной.
Подъехав к коттеджу, он спешился и привязал лошадь к воротному столбу. Когда открыл калитку и сделал несколько шагов по дорожке, на заднем дворе дружно загоготали гуси, и тут же, словно по сигналу, в доме отворилась дверь.
— Эта парочка у вас не хуже сторожевых собак, — обратился мужчина к вышедшей ему навстречу пожилой женщине.
— А, это ты, Саймон, входи, входи. День сегодня замечательный.
— Да, Энни, чудесный, — подтвердил он, направляясь в дом.
— Я как раз говорила: «Еще пара таких деньков, и Уильям у нас будет по улице гулять».
— Это точно. Здравствуй, Уильям, как ты?
— Как видишь: ни хуже, ни лучше, — произнес старик, приподнявшись с подушек встроенной в стену кровати и протягивая Саймону руку.
— Уже неплохо, — откликнулся Саймон, расстегивая пуговицы двубортной куртки. — Жарковато для поездки верхом, — прибавил он, ослабляя узел шейного платка.
— У меня есть чем освежиться. Да сними свою куртку. Будешь имбирное пиво или на травах?
Саймон собирался сказать: «Имбирное», но вовремя вспомнил, что из-за выпитой в прошлый приезд пинты имбирного пива у него раздуло живот и он не мог уснуть полночи. С имбирем Энни определенно перестаралась.
— Мне, пожалуйста, на травах, — попросил Саймон.
— На травах? — слегка удивилась она. — А мне казалось, тебе по душе имбирное.
— Мне нравится и то и другое, но разнообразие не помешает, верно? — заметил он и махнул рукой.
Рассмеявшись, женщина заторопилась из комнаты: вылинявшая юбка резко заколыхалась на ее крутых бедрах. Когда за ней закрылась дверь в дальнем конце комнаты, Саймон подсел к постели старика.