Девушка промолчала. Подойдя к двери, она подняла глаза к ясному небу и обратила свои мысли к Богу, спрашивая, почему он не защитил ее. Ведь она никому не делала и не желала зла, за исключением Хала Макграта. В памяти всплыло воспоминание о противном прикосновении его рук, когда он зажимал в колодки ее ноги.
Глядя в небо, Тилли подумала, что в этих краях счастья ей не узнать… Но, пока здесь живут двое дорогих ей людей, нуждавшихся в помощи, она не покинет этих мест. Девушка сравнивала себя с коноплянкой, что сидела в клетке, висевшей при входе в бакалейную лавку. Птичка пела с утра до вечера, обращаясь к миру, которого не видела. Ей выкололи глаза, потому что считалось, что слепая коноплянка лучше поет.
Тилли прошла садом, пересекла поле и вышла к сучью. Легла на траву и, зачерпывая пригоршнями, стала плескать себе на лицо воду. Потом намочила кусок ткани, зашла в кусты, подобрала юбки и обтерла ноги, стараясь стереть если не из памяти, то хоть с кожи гадливое чувство от прикосновения рук Хала.
Девушка вернулась в дом и занялась своими делами. Но от Уильяма не укрылась перемена в, казалось бы, обычном поведении внучки.
— У тебя какой-то больной вид, девочка, и ты такая бледная. Что с тобой? Может быть, ешь плохо?
— Да, дедушка… наверное.
— Жалко, что ты не любишь капусту. Она у тебя уродилась такая хорошая. В ней много всего полезного.
— Верно, дедушка.
— Тебе нездоровится?
— Нет, дедушка.
— Может быть, ты устала?
— Да, немного.
— Девочка растет, — пришла на помощь Энни, выкладывавшая на сковороду лепешки.
— Да, конечно, она растет. И становится красивой девушкой, очень красивой. — Уильям умолк, опустил голову на подушки. Тилли с бабушкой переглянулись…
Уже стемнело, когда в дверь постучали. Никто не успел подойти к двери, когда она открылась, и вошел Саймон Бентвуд.
— Что случилось, Саймон? — спросила Энни.
Он не ответил, а посмотрел на Тилли и Энни, затем бросил взгляд на Уильяма.
— Уильям плох… вчера у него был сильный приступ, — Энни давала понять Саймону, чтобы не торопился с расспросами.
— А, понятно.
— Что-нибудь случилось, Саймон? — медленно, с видимым усилием спросил Уильям.
— Нет, нет, — поторопился успокоить старика Бентвуд, — просто заглянул по дороге с ярмарки, узнать, как дела.
— А-а, — только и ответил Уильям, закрывая глаза.
— Ну, ты как? — тихо спросил Саймон у Тилли.
— Ничего, все ничего, — чуть помедлив, ответила она.
— Тогда хорошо. А я вот… решил вас проведать.
Покосившись на Уильяма и убедившись, что его глаза закрыты, Саймон кивнул на дверь, приглашая женщин выйти во двор. Они поняли и последовали за ним.
— День выдался тяжелым, верно? — обратился он к Тилли.
— Да, Саймон, — сказала девушка, отворачиваясь.
— Твои обидчики настоящие дьяволы. Ну, я доберусь еще до этого Макграта.
— Зачем, Саймон? — Энни коснулась его руки. — Не надо насилия.
— Не надо насилия, говоришь? — в голосе Саймона звучали незнакомые нотки. — Я пришел не только проведать Тилли. У меня ужасные новости. Том Пирсон говорит, что ты была не в себе и не сознавала происходящего, — Саймон смотрел на девушку. — Ты… помнишь хоть что-нибудь?
— Очень смутно… Думаю, я потеряла сознание, в глазах потемнело.
— Учти, что они… придут тебя допрашивать.
— Кто — они? — резко вмешалась Энни.
— Полиция, конечно, полиция.
— Полиция? — в один голос переспросили женщины: Энни — громко, а Тилли — едва слышно.
— Трое горняков, которых учила Эллен Росс, пошли с ней и священником выручать Тилли, когда Том Пирсон рассказал, что ее держат в колодках в старом амбаре. Там завязалась драка с Халом Макгратом, Берком Лодимером и Энди Ферветером. Лодимер избил одного из горняков до полусмерти, и тот совсем обессилел. Во время драки миссис Росс вытащила из колодок Тилли штырь и держала его в руках. Когда она увидела, что Лодимер берет верх, бог знает почему, ткнула его в шею этим штырем. Она же не видела, что сверху на нем гвоздь, штырь не мог проваливаться глубоко. Гвоздь воткнулся в шею Лодимера. — Саймон перевел дыхание и опасливо посмотрел по сторонам. — Берк истек кровью… и умер, — закончил он.
— Нет! Нет! — отшатнулась Тилли, в отчаянии качая головой. — Нет! Эллен не могла этого сделать! Она такая маленькая и слабая.
— Успокойся, Тилли, успокойся. Не дрожи так.
Саймон и Энни обхватили ее, но тело девушки сотрясалось так сильно, что дрожь передалась и им.
— Саймон, отведи ее на задний двор… Уильяма нельзя беспокоить…
Все расположились в дровяном сарае. Тилли громко рыдала.
— О, нет, нет! Они с ней что-нибудь сделают, а Эллен такая милая, милая женщина. И все это из-за меня, только из-за меня!
— Держи ее крепче, Саймон. А я пойду принесу успокоительное Уильяма. Иначе она умом тронется.
Тьма окутывала их, Бентвуд крепко обхватил ее и не отпускал. А она прижималась к нему, не переставая причитать:
— Все из-за меня, только из-за меня. На мне лежит проклятие, да, я проклятая. Верно, Саймон, должно быть, меня кто-то проклял.
— Тише, тише!
Бентвуд обнимал ее одной рукой за талию, другой — за плечи и с горечью думал, что проклятие лежало и на нем. Иначе почему он не смог понять, к кому у него лежит сердце: «Эх, Тилли! Тилли! Вот где любовь моя».
— Почему бы тебе совсем не переселиться к Троттерам?
— Послушай, Мэри…
— Не желаю ничего слушать! Вчера ты ходил на похороны этого старика. Его похоронили в десять утра, а ты заявился домой только к ночи. Уж не думаешь ли, что дела на ферме пойдут сами по себе.
— Нет, я так не считаю, — просительный тон Саймона сменился раздраженным криком. — Я родился и вырос на ферме. Последние десять лет работал от зари до зари, а иногда прихватывал и ночь. Именно моими заботами и трудом она стала такой, как сейчас. И нечего мне напоминать, что ферма не может обойтись без хозяина. Давай выясним все раз и навсегда: Троттеры — мои друзья, наши семьи дружат очень давно, долгие годы…
— Ха! Друзья: горняк и фермер. Какая может быть между ними дружба? — язвительные слова, сказанные тихо, долетели до Саймона.
— Представь себе! — крикнул он. — Горняк и фермер. Но горняк не простой и невежественный. Уильям Троттер был одним из самых умных людей, которых я встречал. Теперь его нет, а его жена, старая женщина, и Тилли, почти девочка, остались одни…
— Девочка, как же! — Мэри так круто повернулась, что всколыхнулась ее тяжелая, шерстяная юбка. — От этой девчонки одни беды! — голос жены звенел. — С самого дня свадьбы из-за нее никакого покоя. Именно ее следует поблагодарить и за прекрасную брачную ночь, и за всю следующую неделю. Да и сейчас она продолжает стоять между нами. Говорят, что Тилли колдунья, злая колдунья, из-за которой случаются беды. Берк Лодимер мертв, но виновата в этом не жена священника. Она бы не оказалась в амбаре в тот день, если бы не эта… тварь.